Читать книгу "Загадка о двух ферзях - Антон Кротков"

– А ты не безнадежен, зверь!

Зато своим следующим успехом Серж заслужил искреннюю похвалу старшекурсников. Дело в том, что «зверям» не разрешалось носить шпоры до тех пор, пока они их не заслужат. А заработать эту награду можно было только отличием в верховой езде. И вот Серж оказался в числе десяти первых младшекурсников, которым было наконец дозволено нацепить на сапоги шпоры. По этому случаю вначале был устроен официальный торжественный обед, на котором командир эскадрона вручал воспитанникам заветные знаки отличия кавалериста от «пешехода». Затем в казарме у старшекурсников состоялась тайная пирушка, на которую в качестве почетных гостей были приглашены отличившиеся «звери». Но это было еще не все. В первую ночь после вручения шпор спать полагалось с тяжелыми восьмидюймовыми железяками на голых пятках. Несколько раз за ночь в казарму тихо прокрадывались старшекурсники. Кто-то из них кричал:

– Не слышу звона шпор!

Тут же следовало проснуться и начать звенеть шпорами.

В эту ночь Серж почти не спал. Тем не менее наутро он чувствовал себя совершенно счастливым.

Прошел год. Серж освоился в училище, заматерел. Диктат старшекурсников остался в прошлом. По большинству предметов кадет Карпович преуспевал. Это давало его родителям законный повод с гордостью говорить соседям: «Сереженька-то наш весной кончает училище. Из первых идет!»

Сделавшись «корнетом», бывший «зверь» наконец вздохнул с облегчением и стал позволять себе некоторые вольности, за что не раз попадал на гауптвахту. Однажды его на неделю усадили в карцер за дуэль с однокурсником. Сержу давно хотелось получить такой опыт. Правда, товарищ оказался более искусным фехтовальщиком и оставил на память об их поединке небольшую отметину на лице начинающего бретера. За что Серж ему, впрочем, был искренне благодарен, ибо всегда завидовал учителю джигитовки, на челе которого красовался рубец от кавказского клинка.

Другая шутка могла обойтись юноше гораздо дороже…

Кадетов воспитывали преданными царю. Однако некоторые преподаватели заходили слишком далеко. Одно дело, когда на уроке Закона Божия батюшка предлагал воспитанникам начать с молитвы «Спаси Господи, люди твоя», особо помянув имена императора и членов его благочестивого семейства. И совсем другое, когда преподаватель светского предмета расходовал треть отпущенного ему академического времени на изъявление верноподданнических чувств.

Особенно усердствовал в этом учитель истории. Перед каждым уроком он обязательно читал кадетам нравоучительный отрывок из толстенной книги по истории царствующего дома, а после пространно комментировал прочитанное. Даже малейшая попытка критиковать идеальный образ мудрых и никогда не ошибающихся правителей вызывала вспышку ярости историка.

Однажды приятель Сергея, Митя Макшин, рассказывая о героических действиях императорской кавалерии против французов в Аустерлицком сражении, вскользь заметил, что командование русских войск все же допустило несколько фатальных ошибок. Как известно, сражение при Аустерлице русская армия проиграла. Однако этот исторический факт не помешал историку злобно наброситься на рассказчика. «Как такое возможно! Неслыханная дерзость! Ведь общее командование армией осуществлял сам император Александр I!»

Хотя всем – и историкам прежде всего – было известно, что Александр I действительно совершил фатальную ошибку, проигнорировав план, предложенный Кутузовым, и целиком доверившись военному искусству австрийского генерала Вейротера. В результате мощная союзная русско-австрийская армия была разгромлена гораздо меньшими по численности войсками Наполеона. Царь бежал с поля боя еще до катастрофического финала битвы. По воспоминаниям очевидцев тех событий, император плакал и дрожал, как перепуганный мальчик, совершенно потеряв самообладание.

Однако учитель посчитал приведенные исторические факты подлой клеветой. Он вскочил со своего места и начал отчитывать кадета. От обиды у юноши выступили слезы. Это только распалило историка. «Безмолвные слезы» считались вульгарным проявлением чувств. Будущий офицер обязан был в любой ситуации сохранять самообладание.

– Да вы, сударь, жалкая мокрица, – презрительно скривил губы историк.

Митя Макшин покраснел до корней волос. Никто в классе не понял, зачем преподаватель оскорбил кадета, задев его честь.

– Да-с! – прибавил историк. – А кто виноват? – И сам же ответил на свой вопрос: – Проклятые либеральные газетенки, которые вы наверняка почитываете в увольнительных. И что прикажете с вами делать?

Это были постоянные присказки историка. Будучи рассержен на ученика, он всегда последовательно задавал два эти вопроса: «Кто виноват?» и: «Что делать?»

После уроков оскорбленный кадет долго не мог прийти в себя. Более того, вскоре ребята узнали, что историк просил отчислить Макшина как неблагонадежного. Правда, другие учителя его не поддержали. Все-таки фамилия родного дяди кадета была выбита на одной из вывешенных в храме училища черных мраморных досок, на которых увековечивалась память о бывших воспитанниках, павших на поле брани.

Кадеты сочли, что зарвавшегося учителя надо поставить на место.

И тогда Серж предложил другу план мести. Через неделю в училище должен был прибыть с визитом великий князь Михаил Николаевич. Кадетов предупредили, что после торжественной встречи высокого гостя и последующего парада в его честь брат государя осмотрит некоторые помещения и поприсутствует на одном из занятий.

Не желая рисковать, начальник училища заранее решил, что пригласит великого князя на урок самого благонадежного своего преподавателя, то есть историка.

Орудием мести должна была стать книга. Вообще-то в училище было запрещено приносить из города книги и журналы. Однако у Сергея в укромном месте была припрятана «контрабанда» с романами недавно запрещенных цензурой авторов. Отпечатана она была в Ярославле и содержала сразу два произведения. Один роман назывался «Кто виноват?», второй – «Что делать?». До того как их запретили, с данными произведениями успели ознакомиться многие представители русской либеральной интеллигенции, читающие популярный журнал «Современник». Но люди консервативного склада подобной литературы избегали. Историк уж точно не был знаком с этими сочинениями, а иначе давно бы отказался от своих любимых вопросов. Он не раз заявлял во всеуслышание, что брезгует всяческой беллетристикой, а признает только научные труды и специальные пособия высоконравственного содержания.

Сергею крамольная книга досталась совершенно случайно. Как-то во время увольнительной, проходя мимо книжного магазина, он увидел, как приказчик выкидывает некие книги в огромный ящик для мусора. Когда приказчик ушел, кадет подобрал одну.

Книга была примерно той же толщины, что и любимый историком том. Ребята изготовили для запрещенного издания новый переплет, так, чтобы внешне оно напоминало житие Романовых. Перед самым началом урока заговорщики подменили учительскую книгу. Сергей вложил закладку на нужное место и отчеркнул карандашом кусок текста. Именно так всегда поступал историк, готовясь к очередной проповеди.