Читать книгу "Жду ответа - Дэн Хаон"

«Не то чтобы я перепутал всю жизнь, — сказал Хейден. — Помнишь Бобби Бермана? Помнишь Эймоса Марли?»

«Да», — сказал Майлс. И правда, имена, знакомые в детстве, знакомые по кошмарным снам Хейдена. Мальчишка Бобби Берман, любивший играть со спичками, сгорел в сарае с инструментами позади своего дома; Эймос Марли подростком вступил в армию Союза[15]во время Гражданской войны и умер, уползая с поля боя с оторванными по колено ногами. Мать его всегда называла «плодом фантазии» Хейдена.

«Ох, Хейден, — с отчаянием говорила она, — почему ты не выдумываешь счастливые истории? Почему всегда так мрачно?»

Хейден вспыхивал и беспомощно пожимал плечами. Ничего не отвечал. А вскоре начал утверждать, будто мысленно видит свои прошлые жизни. Что фактически сам был «персонажами» этих историй. Что кошмарная жизнь в их нынешней семье — одна из его многих прошлых кошмарных жизней.

Но только после смерти отца Хейден стал понимать истинную природу своих страданий.

По крайней мере, на такой версии он в тот момент настаивал. Только когда не стало отца, и мать вторично вышла замуж, и ненавистный Марк Спейди поселился в их доме, только тогда он начал осознавать в полной мере, что «вскрыл» в нем мистер Бриз.

«Понимаешь, я к этому не был готов, — сказал Хейден. — Надо было понять, что не один я, а все».

Он начинал понимать постепенно, сказал Хейден. Начинал понимать, что вовсе не единственный жил в прошлых жизнях. Определенно нет! Мало-помалу в толпах на улицах, в ресторанах, в мелькающих по телевизору лицах, в легких жестах одноклассников и родственников понемногу проглядывало что-то смутно знакомое. Перехваченный косой взгляд, скользнувшие по ладони пальцы кассирши в универсаме, тусклый передний зуб учителя геометрии в школе, голос отчима Марка Спейди, в точности повторяющий, по утверждению Хейдена, замогильный голос пирата Билли Мак-Грегора…

После смерти отца Хейден стал видеть нечто знакомое в каждом лице. Где он с ними сталкивался? В какой жизни? Несомненно, почти каждая душа встречалась с другими в том или ином перемещении, все они взаимосвязаны, сплетены, их пути пересекаются в далекой предыстории, в пространстве и бесконечности, как в какой — нибудь устрашающей математической формуле.

Ясно, что дело тут в смерти отца, думал Майлс. До того Хейден был просто мальчиком с чрезмерно развитым воображением, которому снились кошмары, а мистер Бриз, если таковой существовал в действительности, был просто случайным отцовским знакомым, напившимся на вечеринке.

«Ох, не надо, — сказал Хейден, когда Майлс попробовал это предположить. — Как просто! — воскликнул он. — Тебе это мама сказала? Что я стал так называемым шизофреником, потому что не мог смириться с папиной смертью? Знаю, тебе не нравится, когда я набрасываю тень сомнения на твою рассудительность, но действительно слишком уж просто».

«Хорошо», — сказал Майлс. Он не хотел спорить, хоть абсолютно ясно, что Хейден глубоко в душе переменился за несколько месяцев после смерти отца. Им было тогда по тринадцать, год назад они начали вместе работать над атласом, и Хейден все мрачнел и мрачнел, злился и замыкался. Майлсу казалось, что Хейден острее реагирует на некоторые памятки и напоминания об умершем — на всякие мелочи в доме, которые теперь красноречиво свидетельствовали об отсутствии отца, и он начал их собирать. Среди прочего обертка от жвачки, из которой отец рассеянно сложил птичку-оригами, оставив ее на комоде среди рассыпанных монеток. Среди прочего карандаш с отметками его зубов, непарный носок, открытка с назначенным визитом к дантисту.

Голос на автоответчике, который они позабыли стереть, пока Хейден однажды не звякнул домой и услышал, как отец ответил на энный звонок: «Здравствуйте. Вы позвонили на домашний телефон Чеширов…»

Через секунду стало ясно, что это запись.

Но только через секунду! За ту секунду сердце выскочило, случившееся оказалось страшным сном, произошло чудо…

«Папа!» — сказал Хейден, затаив дыхание.

Они с Майлсом были на катке в парке, звонили матери, чтобы она за ними приехала, и Майлс стоял рядом с Хейденом у телефона-автомата.

«Папа!..» — сказал Хейден, затаив дыхание, и Майлс заметил на его лице мгновенную сверхъестественную надежду, которая почти сразу исчезла, вспышку изумленной радости, которая почти сразу угасла, как только он понял, что обманулся. Отец мертв по-прежнему, мертвее прежнего.

Майлс все это почувствовал, осознал как бы с помощью телепатии, ощутил все эмоции Хейдена, как в самом раннем детстве, когда вопил от боли, если Хейден прищемлял дверью пальчик, смеялся над еще не произнесенной Хейденом шуткой, точно знал выражение лица Хейдена, даже не находясь с ним в одной комнате.

Теперь все изменилось.

Лицо Хейдена сморщилось и замкнулось, под его резким жгучим взглядом сопереживание Майлса превратилось в неприятное и грубое вторжение. Словно Майлс заслужил наказание, став свидетелем чистосердечного и откровенного душевного порыва. «Заткнись, кретин», — сказал Хейден, хоть Майлс не произнес ни слова, и отвернулся, не желая взглянуть ему в глаза.

Решено: больше они не будут счастливы никогда.

Не наивно ли думать, будто они были счастливы до смерти отца? Майлс размышлял об этом, проезжая по автостраде через Иллинойс, Айову, Небраску — до Лос-Анджелеса все равно еще тысячи миль.

Было неплохо, думал Майлс. Правда?

Пока они росли, Кливленд выглядел вполне идиллически, по крайней мере с точки зрения Майлса. Родители довольно скоро после женитьбы поселились на восточном краю города, в старом комфортабельном доме на улице, обсаженной с обеих сторон высокими серебристыми тополями. Это был приятно обветшавший квартал для среднего класса, расположенный чуть севернее особняков на бульваре Фэрмаунт, чуть южнее трущоб по ту сторону от Мейфилд-Роуд, и Майлс, помнится, думал, что он не так плох. Взрослея, они с Хейденом заводили друзей, которые были приемлемо беднее и приемлемо богаче них, и отец им советовал внимательнее присматриваться к домам и семьям приятелей. «Знакомьтесь с другой жизнью, — говорил он. — Хорошенько думайте, мальчики. Люди сами выбирают образ жизни, я хочу, чтоб вы это запомнили. Какую вы жизнь для себя изберете?»

Было ясно, что сам отец долго думал над этим вопросом. Открыл так называемое «агентство талантов», фактически став его единственным служащим. Иногда выступал рыжим клоуном с размалеванной физиономией на детских праздниках в дни рождения, на грандиозных открытиях ярмарок, жонглируя воздушными шарами, служа запевалой, и прочее. Иногда представал в образе завлекательного Волшебника Чешира («Удивим чудесами гостей и клиентов! Торговые выставки! Корпоративные вечеринки! Торжественные мероприятия!»). Иногда был Ларри Чеширом, дипломированным гипнотизером, специалистом по мотивации и отучению от курения; иногда Лоренсом Чеширом, доктором философии, гипнотерапевтом.