Читать книгу "Бедная мисс Финч - Уилки Коллинз"

На коротком совещании по предложению Луциллы было решено, что я зайду к мистрис Финч и расскажу о броундоунской тайне. Луцилла в открытую признавалась, что не находит особенного удовольствия в обществе своей мачехи и в обязанности, неизбежно выпадающей на долю всякого, кто оставался некоторое время с этой плодовитою дамой, отыскивать ее платок или держать ее ребенка. Ключ от двери, разделявшей обе половины дома, был вручен мне, и я вышла из комнаты.

Прежде чем отправиться выполнять данное мне поручение, я зашла на минуту в свою спальню положить на место шляпку и зонтик. Выйдя опять в коридор и проходя мимо двери гостиной, я заметила что дверь эта неплотно притворена была кем-то, вошедшим после меня, и услышала голос Луциллы, говорившей:

— Выньте письмо это из конверта и прочтите мне.

Я пошла по коридору, признаюсь, весьма тихо и услышала первые фразы письма, написанного мною под диктовку Луциллы, произнесенные вслух голосом старой няньки. Постоянная подозрительность слепых, всегда чувствующих себя в зависимости от других, всегда сомневающихся, не обманывают ли их как-нибудь счастливцы, одаренные зрением, побудила Луциллу, даже в такой мелочи, как это письмо, подвергнуть меня проверке в мое отсутствие. Она пользовалась глазами Зиллы, чтоб удостовериться, все ли я написала, что она продиктовала мне, точно так же, как впоследствии она не раз пользовалась моими глазами, чтоб убедиться, аккуратно ли исполняет Зилла возложенные на нее обязанности в доме. Сколько бы ни была испытана преданность окружающих, слепые никогда вполне не полагаются на них. Бедные, они вечно в потемках, вечно в потемках.

Отворив дверь на другую половину, я как будто разом отворила двери всех спален в приходском доме. Едва вступила я в коридор, как отовсюду высыпали дети, словно кролики из нор.

— Где ваша мамаша? — спросила я.

Кролики отвечали одним общим криком и опять скрылись в норы.

Я сошла с лестницы попытать счастья на нижнем этаже. Окно на площадке выходило в сад. Я выглянула и увидела нашу неукротимую Цыганку, маленькую Джикс, расхаживающую по саду, очевидно отыскивая случай ускользнуть из дому. Это странное существо не водилось с другими детьми. Дома она важно сидела в каком-нибудь углу и ела, когда могла, на полу. На воле она ходила, пока ноги носили, и потом ложилась спать где попало, как зверек. Она случайно подняла голову, когда я стояла у окна. Увидев меня, Джикс выразительно махнула рукой по направлению к воротом.

— Что такое? — спросила я.

Девочка отвечала:

— Джикс хочет выйти.

В эту минуту крик младенца внизу дал знать, что мистрис Финч недалеко. Я пошла на крик и очутилась перед отворенной дверью кладовой в конце коридора. Посередине обширной комнаты сидела мистрис Финч, выдавая кухарке разные хозяйственные припасы. Она была на этот раз в юбке, на плечи накинута шаль; ребенок и книга лежали у нее на коленях.

— Восемь фунтов мыла? Куда это все девается, желала бы я знать? — стонала мистрис Финч под аккомпанемент крика ребенка. — Пять фунтов соды для прачечной? Подумать можно, что мы стираем на все селение. Шесть фунтов свеч? Вы, должно быть, едите свечи! Слыхано ли когда-нибудь: сжечь шесть фунтов свеч за неделю! Десять фунтов сахару? На что это? Я круглый год в рот не беру сахару. Разорение, чистое разорение!

Тут мистрис Финч увидела меня у двери.

— А, мадам Пратолунго! Как ваше здоровье? Не уходите. Я сейчас кончу. Бутылка ваксы? На мои башмаки стыдно взглянуть. Пять фунтов рису? Если бы у меня служили индийцы, пяти фунтов рису хватило бы им на год. Ну отнесите же все это на кухню. Извините, что я так одета, мадам Пратолунго. Есть ли возможность прилично одеваться при всех этих хлопотах? Что вы говорите? У меня много дел? Да, вот в том-то и штука. Как потеряешь утром полчаса, вернуть его уж неоткуда, тут выдача припасов, и с обедом опаздываешь, и ребенок капризничает, ну и накинешь на юбку шаль, делать нечего. Куда это девался мой платок? Потрудитесь заглянуть за эти бутыли подле вас. Ах, вот он, под ребенком. Будьте так добры подержите мне книжку одну минуту. Я думаю, ребенок успокоится, если его перевернуть.

Тут мистрис Финч повернула ребенка на живот и стала быстро гладить его по спине. От такой перемены положения неукротимый ребенок заревел громче прежнего. Мать казалась совершенно равнодушной к его крику. Эта спокойная мученица семейства невозмутимо глядела на меня, стоящую пред ней, растерянную, с повестью в руках.

— Ах! Это очень интересная повесть, — продолжала она. — Знаете, много любви. Вы за ней пришли? Я, помнится, обещала вчера дать вам ее.

Не успела я ответить, как кухарка опять пришла за припасами. По мере того как она перечисляла, что ей нужно, мистрис Финч повторяла ее требования с отчаянием в голосе.

— Еще бутылку уксусу? Вы, должно, быть, сад поливаете уксусом. Еще крахмалу? Стирка королевы, я уверена, обходится дешевле, чем наша. Полировальной бумаги? Она только даром бросается в этом беспутном доме. Я скажу хозяину, что таким образом расходуя припасы, у меня может не хватить денег на хозяйство. Не уходите, мадам Пратолунго. Я сейчас закончу. Как? Вам надо идти? В таком случае положите мне, пожалуйста, книгу на колени да загляните за этот мешок с мукой. Первая часть завалилась туда сегодня утром, я с тех пор не успела поднять ее. Что? Бумаги? Или я, по-вашему, сделана из бумаги? Вы нашли первую часть? Да, вот она. Вся в муке! Должно быть, в мешке дыра. Двенадцать листов полировальной бумаги израсходовать в одну неделю! Разорение, позорное разорение!

На этой точке плача мистрис Финч я спаслась бегством с книгой, отложив до более удобного случая сообщение об Оскаре Дюбуре. Поднимаясь по лестнице, вместе с криком ребенка я еще слышала жалобы на разорительные расходы недели. Посочувствуем горю мистрис Финч и оставим британскую домохозяйку, взывающую к экономии, одну среди ароматов своей кладовой.

Я только что рассказала Луцилле о неудачной экспедиции своей на другую половину дома, как вернулась Зилла, неся золотую вазочку и с нею письмо.

Ответ Оскара был благоразумно соразмерен краткой записке Луциллы. «Бы сделали меня опять, счастливым человеком. Когда могу я последовать за вазочкой?» Все письмо состояло из этих двух фраз.

Я опять вступила в прения с Луциллой, доказывая ей, что неприлично было бы принимать Оскара в отсутствие достопочтенного Финча. Только дав согласие пойти с ней на следующее утро в Броундоун, удалось мне уговорить ее дождаться, по крайней мере, ответа от отца. Эта новая уступка удовлетворила ее. Она получила подарок от Дюбура, она обменялась с ним письмами. Этого с нее было пока довольно.

— Как вам кажется, нравлюсь я ему? — спросила она меня, ложась в постель и кладя с собою золотую вазочку, бедняжка, точь-в-точь как клала какую-нибудь игрушку, когда была ребенком.

— Дайте время, друг мой, — отвечала я. — Не у всякого такое серьезное дело идет так скоро, как у вас.

Моя ирония не подействовала на нее.

— Ступайте вы с своей свечкой, мне света не нужно. Я вижу его в мыслях.