Читать книгу "Цунами. Книга 1. Сотрясатели Земли - Алексей Лукьянов"

Петух достался Георгию Даниловичу случайно. Он был еще молодым парнем, носил буржуазное прозвище Гоген и только-только закончил политех. Он устроился работать на завод, и там, в сталелитейном цехе, познакомился с одним забавным стариком, который начал свой трудовой путь едва ли не при Александре Третьем Миротворце. У старика была потрясающе развитая интуиция, он по наитию находил все возможные причины неполадок в оборудовании, по звону определял качество стали, по искре вычислял присадки. Дедушка очень хотел добиться такого же уровня мастерства, но старик никак не мог объяснить, в чем секрет. Он щурился разноцветными глазами и шутил:

— Так ведь опыт, едрена промышленность.

Опыт не опыт, а старик, оказывается, не умел ни читать, ни писать, и даже в ведомости на зарплату ставил крестик с ноликом — Харитон Окулов. Георгий Данилович долго ходил подле Харитона и просто записывал все то, что ему показывал старик, самостоятельно находя объяснения. Постепенно отношения между стариком и молодым специалистом стали настолько доверительными, что Харитон позвал парня жить к себе:

— У меня хоть и одна комната, да много больше, чем твоя клетушка. Живи сколько влезет, все мне веселее.

Харитон жил бобылем, и Георгий с благодарностью принял его предложение: обстановка в общаге мало способствовала повышению профессионального уровня — ни почитать путем не дадут, ни выспаться.

Вскоре старик сильно сдал, перестал ходить на работу, бывало, целыми днями не вставал с постели. Георгий доставал ему дефицитные лекарства, ухаживал, обстирывал и кормил, но, видимо, срок Харитону Окулову пришел. Почуяв скорую кончину, Харитон как-то вызвонил Георгия с работы и сказал:

— Ты уж, едрена промышленность, не обижайся, да только в металлургии ты смыслишь раз в сто больше меня, Георгий Данилович. Я ж за век свой так ничего и не понял в том, как мы это железо отливаем. Талисман у меня заветный, он мне все и подсказывал. А забери его у меня — и все, буду я старый дурак.

Он снял с шеи металлического петушка с пышным хвостом и задиристым гребнем.

— Это волшебный петушок, едрена промышленность. Читал Пушкина, о золотом петушке? Про эту гаду написано. Тебе откроюсь, потому как никому раньше даже обмолвиться не мог. Я ж ведь после революции в ЧК работал. Много всякого повидал. Слыхал про Леньку Пантелеева? Фартовый налетчик, до сих пор легенды ходят. А спервоначала тоже чекистом был, даже моим начальником. Чуйка у него была, как у гончей собаки, потому что владел он этой птицей. Заранее знал, где пуля ударит. Да в перестрелке потерял он петуха, и убили Леньку. Я случайно наткнулся. Поднял с полу — и меня как молнией пронзило: прячь скорей безделушку, а то и тебя кокнут. Был у нас один, все мечтал Ленькин талисман к рукам прибрать. Уволился я из органов, вернулся домой, на завод устроился. А делать-то ничего и не умею. Вот тут меня этот петушок и выручил, в люди вывел. Дарю тебе эту штуку, потому что ты, Георгий Данилыч, тоже не за деньгами гонишься, а за трудовым уважением.

Так петух оказался в руках у Георгия Круглова. Сначала он носил его, не снимая, и добился очень высоких производственных результатов благодаря счастливым озарениям, но вскоре заметил, что глаза его поменяли цвет, да и знания, полученные в институте, начали забываться. То ли мозг стал отключать ненужные участки, то ли предмет информацию стирал из памяти. Георгий Данилович перестал носить петуха на груди, а просто хранил в кармане пиджака.

Какое-то время таинственный талисман беспокоил пытливый ум молодого инженера-технолога. Курс сопромата он знал назубок и сдал по нему экзамены на «отлично». Он абсолютно точно знал, что советская металлургия еще не получала сплавов с такими характеристиками. Каких только экспериментов он не проделывал с амулетом. Нагревал в кузнечном горне — увы, материал оставался холоден. Петух не проводил электрический ток, но сам способствовал скоплению статического электричества в атмосфере, не поддавался механической обработке — ни кузнечной, ни слесарной. Ближе всех по свойствам был победит, с одной лишь разницей — победит хоть и выдерживал очень высокие температуры и трудно поддавался обработке, но был хрупок: достаточно один раз как следует ударить кувалдой, и материал, который режет и сверлит крепкие инструментальные стали, рассыпался в крошево. Словом, петух был подтверждением диалектического закона о неуничтожимости материи.

В поисках информации о сплаве Георгий Данилович тоннами перелопачивал книги по истории и геральдике, большей частью старинные, и обратил внимание, что очень многие европейские гербы имеют одинаковых животных — в основном орлов и львов. Откуда взялся странный артефакт на Урале — неизвестно. Очень много лет назад здесь проходила граница между освоенными русскими землями и Сибирским ханством, здесь шастали византийские агенты влияния, которые расплачивались с кочевыми племенами византийским золотом, чтобы те нападали на русские селения. Может, эта штука тоже была византийской? Он перерисовал петуха и показывал рисунок знакомым историкам и краеведам, но почти никто не мог ему ответить вразумительно, к какой именно культуре принадлежит подобная стилизация…

Всю жизнь дедушка вел несколько дневников. В один записывал погоду, каждый день три раза — утром, днем и вечером, а в конце каждого года дедушка выстраивал температурный график. Во втором дневнике он записывал все свои инженерные мысли: там были формулы, эскизы, данные из энциклопедий. Третий дневник содержал всю его жизнь, с того момента, как он научился писать. Примерно с шестнадцати лет он перестал оценивать события вокруг, просто сухо фиксировал все происходящее, что казалось ему интересным. Дневники эти, сотни тетрадей различной толщины и формата, заполняли всю нашу кладовку, а после смерти дедушки были переданы в музей.

Но, оказывается, он вел еще и четвертый дневник, дневник о петухе. Маленькая потрепанная книжица в дерматиновом переплете с надписью «Делегатская».

Именно эту книжку дал мне прочитать Мезальянц.

Записи были разрозненные, сделанные разными почерками, чернилами и карандашами, последняя датировалась едва ли не годом папиного рождения.

— Откуда это у вас? — спросил я.

— Из архивов Конторы, скорей всего. Ты не поверишь, сколько там всякой ерунды лежит. Засунь руку — и вытащишь золотой слиток. Если, конечно, не обкусят по самый локоть.

— Но там-то она как оказалась?

— Не знаю. Я получил ее, чтобы провести расследование.

Я задумался. В сущности, я не знал о жизни дедушки ничего, хотя и прочел все его дневники, кроме сугубо профессиональных. И о бабушке тоже, как бы задушевно она со мной ни разговаривала при жизни. Может, и хорошо, что не знал? Семейные тайны обычно ничего хорошего не скрывают.

17

В рубку вошел Мезальянц, и стало совсем тесно.

— Сплетничаете за моей спиной?

— Больно надо, — огрызнулся Егор.