Читать книгу "Страж Раны - Андрей Валентинов"

Он взглянул на укрывшегося тулупом с головой капитана, озабоченно подумав, что с беляком надо будет что-то делать. Ростислава следовало немедленно отправить в госпиталь. Косухин навидался контузий и знал, что тогда в самолете капитану досталось крепко. Затем ему, Степе, придется походить по коридорам ЦК, дабы выписать недорезанному белогвардейцу надежную справку. Амнистия — амнистией, а Степа хорошо знал, на что способны славные ребята из чека. После всего этого Арцеулова следовало устроить на работу, дабы гнилой интеллигент не умер с голоду или не направился с револьвером на большую дорогу. В общем, дело предстояло хлопотное, да еще на фоне общих экономических трудностей и проблем мировой революции.

«А вдруг его опять воевать потянет?» — подумал было Степа, но тут же решил, что Арцеулов хоть и белый гад, но не дурак и не псих, а значит с него вполне должно хватить суровых уроков классовой борьбы. Защищать белое дело, да еще на третьем году советской власти, по мнению Степы, могли лишь люди не только без совести, но и без головы.

В общем, это была еще одна забота, не говоря уже о том, что впереди намечалось нечто вообще труднопредставимое — найти чертов монастырь и вызволить оттуда Наташу. Шекар-Гомп представлялся Степе, мало знакомому с восточной спецификой, чем-то вроде виденных им православных монастырей, где обитали мракобесы-монахи в черных балахонах. У ворот монастыря Степа представлял себе всенепременно пару пулеметов, а то и пушку. На большее фантазии не хватало, но и этого вполне достаточно против двух ножей.

Степа вновь, в который раз, стал думать о том, как худо в незнакомом месте без оружия, как вдруг его словно что-то подтолкнуло. Он взглянул наружу и замер — огромный темный силуэт загородил проход. Он был четко виден на фоне белого снега, и этот снег, как показалось Косухину, внезапно стал светиться, словно в ту страшную ночь, когда он замерзал у погасшего костра в междуречье Оки и Китоя. Рука Косухина скользнула по рукоятке бесполезного ножа, затем перед глазами вспыхнул невыносимо яркий свет, и Степа невольно зажмурился.

— Мир тебе, Степан…

Степа открыл глаза и с огромным облегчением понял, что все, или почти все, ему почудилось. Снег был самым обычным, а перед входом стоял обыкновенный, среднего роста, человек в странном плаще, и почему-то с непокрытой головой.

— Фу ты! — вздохнул Косухин. Ничего страшного не произошло. Вероятно, монах, который помог им у Челкеля, передал своим здешним знакомым, чтобы их с Арцеуловым встретили.

— Здравствуйте, — вымолвил он, наконец, вставая. — Заходите! Мы тут дрова, эта… ну, попалили в общем…

Человек кивнул, вошел в пещеру и присел к очагу, протянув к огню ладони. Руки его были большие и, как отметил глазастый Степа, с крепкими рабочими мозолями. Шапки на незнакомце действительно не было, правда длинные волосы, падавшие почти до плеч, вероятно, смягчали холод. Лица, того, кто грелся у огня, Косухин не разглядел.

— Это… вы тут живете, да? — продолжал он, чувствуя, что придется отчитываться за не вовремя сожженные дрова.

— Я знал, что вы придете. Дров не жалейте, они — для вас. Ты хотел поговорить, Степан?

— Я? — удивился тот.

Человек отошел от огня, присев рядом с Косухиным. Неяркое пламя наконец позволило увидеть его лицо. Ничего особенно Степа не приметил, — обычное лицо, правда не русское, но и не восточное. Незнакомец был немолод, хотя кожа оставалась чистой, без морщин. Глаза казались темными и очень большими. По-русски он говорил правильно с каким-то еле заметным незнакомым выговором.

— Ты хотел поговорить со старшим.

Косухин вспомнил.

— А вы… — начал он нерешительно.

— Я слушаю тебя…

— Ну-у… — начал Степа. — Как бы эта… Прежде всего спасибо, что выручили. Тут уж, конечно, одного спасибо мало, так, ежели чего, скажите.

— Вы — ты и Ростислав — просили о помощи и нуждались в ней. Тут говорить не о чем. В этих местах есть пословица: сделай добро — и брось в пропасть…

— А з-зачем?

— Это значит, что не стоит говорить об этом, — на лице незнакомца промелькнула улыбка. — Ты хотел узнать что вам предстоит?

Косухин кивнул.

— Что непонятно тебе, Степан? Что ты должен добраться до места, где держат в плену твоего друга и помочь ему? Это понятно?

Степа вновь кивнул.

— Что ты должен помогать в пути всем, кто в этом нуждается, даже рискуя жизнью, как рисковали, помогая тебе? Это тоже понятно?

Спорить не приходилось.

— Что тебе надо не просто спасти Наталью Берг от участи, которая, может, страшнее смерти, но и узнать, кто они, несущие погибель и страх? Что происходит в их логове, в чем их сила?

— Это… конечно, — согласился Степа. — Я и сам…

Он хотел было сказать, что давно уже собирался рассказать обо всем в Столице, добраться до товарища Троцкого и вывести всех гадов на чистую воду, но не решился. Получалось, будто он хвалится, а хвалиться-то пока нечем.

— Тогда тебе все понятно, Степан. Пойти, помочь — и узнать. А дальше — решай сам. Если решишь, что беда невелика, то пусть все идет своим чередом. Если же нет — думай…

«А чего тут думать!» — хотел по привычке произнести Степа, но осекся.

— Ты должен решить сам. Это важно. И прежде всего — для тебя.

— Это для всего народа важно! — возразил Косухин, почувствовав в речи собеседника нотки интеллигентского индивидуализма.

— Отчего ты говоришь от имени народа? — поинтересовался незнакомец, и в голосе его прозвучало то ли осуждение, то ли насмешка.

— Ну… я воюю за него, — нашелся Степа. — А ежели надо — и голову положу…

— Не ты один…

Сказано это было настолько веско, хотя и самым спокойным тоном, что Косухин сник. Человек минуту помолчал, а затем повторил:

— Истинно говорю тебе: это важно для тебя самого.

Степу так и тянуло почесать затылок, что обычно сопутствовало размышлению, но он сдержался, ограничившись тем, что потер лоб. И тут он сообразил, что незнакомец, чьи дрова они жгли и в чьем убежище отдыхали, вероятно голоден.

— Вы… эта… — начал он. — Поужинаем, а то вы…

— Ты поделился со мной огнем, — улыбнулся гость. — Иногда это важнее, чем преломить хлеб. Я не голоден, Степан…

Он замолчал. В голове у Косухина творилось нечто совершенно невразумительное, но гость уже уходил.

— Мы поговорили обо всем, Степан. Обо всем — кроме одного. За труды положена награда. Чего хочешь ты?

— Я? — поразился Косухин. Награды он был согласен получать лишь от имени трудового народа.

— За все положена награда, — твердо повторил незнакомец. — Все имеет свою цену.