Читать книгу "Соседи - Николай Николаевич Задумкин"

и плащ новехонькие завел. А ты…

— Ты, ты, — начинал тоже сердиться дед Иришка. — Говорено тебе, что у меня нет ни к чему призвания. А без него, прав учитель дорофеевской школы, толку из человека не выйдет. Слушала лекцию, помнишь, что с этим даром родиться надо. Родиться, вникни!

После каждой подобной перебранки дед Иришка забирал удочки и надолго уходил на речку.

Но вот как-то произошло почти чудо. Дед Иришка, идя с рыбалки, повстречал бригадира, загородил ему дорогу удочками.

— Стой, я не чумной, — прохрипел он, держа в левой руке жалкий улов. — Все. Точка. Отрыбачил. Давай работу… У всех в домах жизнь, а тут… Да и совесть меня, может, вот так переломила…

И дед Иришка хряснул о колено удочки и отбросил далеко в сторону трех оскаленных щурят.

Разговор бригадира с дедом Иришкой о работе был серьезным.

— Решил я тебя, Ириней Петрович, рекомендовать на постоянную работу. На ответственную. Хватит тебе быть «куда пошлют». Надеюсь, что на этот раз душа примет назначение. Потому что поверил я тебе.

Дед Иришка стоит перед Гаврюшовым, с ноги на ногу переступает. Он не может понять, о какой такой постоянной да еще ответственной работе ведет речь бригадир. Надо сказать, что всех ответственных постов он ужас как боялся. Причина была. После войны ходил он некоторое время в кладовщиках. А образование у деда какое? Учился четыре года в церковно-приходской и все в первом классе. Потом через несколько лет женился. Вот все его образование и вся, можно сказать, биография, поскольку он из родных Починок почти никогда и никуда не выезжал.

А бригадир между тем и говорит:

— Некогда мне с тобой тары-бары растабаривать и в жмурки играть. Нужен нам дневной сторож на ферму. Согласен?

У деда Иришки тут как бы отлегло от сердца и не отлегло.

— Я не шучу. Работа ответственная. Боремся за молоко, должен сам знать. От тебя многое будет зависеть.

Хотя дед Иришка и привык к тому, что его посылали на самые черные работы, но от предложения бригадира его даже немного скривило. Дневной сторож, или скотник, как называют эту должность в Починках. Хорош ответственный постоянный пост! Хотел он уже отказаться, но вспомнил, что сам напросился на работу, смолчал.

— Скоро начнется стойловое содержание скота, — продолжал бригадир, — работа твоя на ферме будет не очень чтоб тяжелая, но и нелегкая. Главное, в тепле. Похаживай вдоль коровника да метлой помахивай.

И не успел дед Иришка ничего сказать, как Гаврюшов подал ему руку.

Так дед Иришка и стал дневным сторожем. Ферма в Починках хорошая. Из кирпичей построена. Светло, автопоилки и подвесная дорога имеются. Работа у скотника одна — наводить чистоту. Ходит дед Иришка вдоль фермы, клички коров изучает: «Рыдалочка», «Росинка», «Ягодинка», «Ясная», «Зоренька», «Березка»… Словно из стихов или частушек они выписаны.

Но скоро заметил дед Иришка, что не к каждому животному клички подходят. Однажды он сказал доярке Клашке Коваленковой, что корове Ясной явно по ошибке приклеили хорошую кличку.

— Это почему же, Ириней Петрович? — спросила Клашка, прищурив карие глаза.

— Какая же она Ясная, если до ноздрей навозными нашлепками разукрашена. Вот Рыдалочке, это верно, ничего больше такого не остается, как рыдать в руках у такой доярки.

Что тут поднялось! Видать, попал дед Иришка не в бровь, а в глаз. Набросилась на него Клашка. Кричит, что это, мол, не деда Иришки дело вмешиваться в ее обязанности, что, дескать, лучше бы он поухаживал за своей бородой, солому из нее вытряс. Советовала почаще в автопоилки смотреть заместо зеркала и еще другое.

Но дед Иришка не сдался. Взяв метлу на изготовку, словно ружье, он закричал:

— Небось, свою животину, что дома стоит, холишь не так, как Рыдалочку. А почему, я тебя спрашиваю?

Клашка Коваленкова аж побледнела от злости на деда Иришку. Замухрышка, первейший лентяй в Починках вздумал ее учить.

— Представление продолжается, — вдруг услышали доярки чей-то незнакомый голос.

Кто это еще такой? Оглянулись. Стоит позади них парень лет двадцати пяти. Невысокий, в серой кепке, в плаще такого же цвета, доходящем почти до новеньких блестящих калош. Появился он на ферме как раз в то время, когда только что закончилась дневная дойка.

— Крой их, дедок, под занавес, — одобрил незнакомец и заливисто засмеялся.

— Бы, случаем, не из филармонии? — ехидно спросила парня Клашка.

— Нет, из сельскохозяйственного института, — серьезно ответил он. — Буду работать у вас зоотехником.

Зоотехник, не говоря ни слова, взял из рук Клашки подойник и подсел под Рыдалочку. Несколько тонких и редких струек молока ударились в оцинкованное дно.

— Полстакана, а то и полный стакан наберется, — не то сам себе, не то дояркам сообщил он. — У вас на ферме, как мне сказали, двести коров. Если в вымени каждой из них оставить за дойку по сто граммов молока, то можно потерять… двадцать килограммов. За день — шестьдесят. За месяц… тысячу восемьсот… За год… тысячу восемьсот умножить на двенадцать… Получится…

Деду Иришке новый зоотехник сразу же понравился. Неказист на вид, но, видать, мозговит. А считает как! Доярки тоже удивленно смотрели на парня. Доить коров умеет и, наверное, в своем деле не профан. Только Клашка, эта лучшая певица колхозной художественной самодеятельности, хмурила белесые брови, под которыми точечками поблескивали карие глаза.

А зоотехник меж тем продолжал:

— Ладно, вечерком подсчитаем. Соберемся в красном уголке и потолкуем. Простите, я забыл познакомиться: Коноплев… Максим Пантелеевич.

Первым представился зоотехнику дед Иришка.

— Ириней Петрович Колышкин.

С приходом Максима Коноплева распорядок дня на ферме стали строго выполнять. Дед Иришка, после того, как его похвалил зоотехник, из кожи лез, чтоб не ударить лицом в грязь. Как-то утром, уходя на работу, он оказал своей Дарье:

— Сегодня задержусь. Гаси свет до меня.

— С Мишей Перцевым стакнешься?

— Какой там Перцев. У нас вечером учеба… зоотехническая. Первый день. Максим Пантелеевич очень просил меня присутствовать. Говорит, без тебя, Ириней Петрович, ничего у меня не получится.

Дарья улыбнулась. Она привыкла прощать деду Иришке безобидные грешки, вроде страсти кое-когда приврать.