Читать книгу "Электрическое бессмертие - Анатолий Евгеньевич Матвиенко"

неопределённо-мышиного цвета, закрытые ныне глаза, серые и невыразительные, по-детски пухлые губы, сверху пушок. Подросток-переросток, не мужчина. Денег кот наплакал, а на ногах новые кожаные ботинки, одет в длиннополый плащ не из дешёвых. В этом припёрся в квартал бедноты, где запросто отберут. Неужто таких ещё земля носит?

Еврей тоже не испытывал восторга по поводу личности собутыльника.

- Товарищ Кастусь, на кой ляд он вам сдался? Отца вряд ли помнит, совсем мелкий был, когда тот умер. Ни рыба, ни мясо. Может, Конрада возьмём в оборот? Или Адама.

Большевик присел возле бесчувственно предмета обсуждения. Взяв Генрика за волосы, перевернул к себе его голову.

- Нет. С Конрадом Рубинштейн работал. Его не проведёшь. Старший паныч готов был последние порты снять, лишь бы наши отцепились и дали уехать. Отдал отцовский архив, не разобранный. Там много интересного. Часть мы переправили в Петроград.

- Но главного в нём не нашли, - догадался Лео.

- Именно. Адам последние годы перед смертью Иодко-старшего жил отдельно, занимался, как у них это называлось, сельским хозяйством. Попросту – батраков гнобил. Он точно не в курсе деталей, если и Конрад не знает. Любимцем Якова был Томаш, но он умер.

- Кастусь, а как же это стыкуется с твоими словами, что электротерапией излечимы почти все болезни?

- Значит, главные открытия старый пан сделал после смерти любимого сына, которого не мог спасти и сильно горевал. Дворня в один голос твердит: после Томаша отцовская привязанность досталась этому недоноску. Выглядит на восемнадцать? По церковной книге, ему двадцать пять! То есть было семь, когда Яков окочурился. Ты помнишь себя в семь?

- Ещё бы, - Лео плеснул водки в грязные кружки. – Крутился как мог, выживал. В каждой дырке затычка. Надеюсь, ты прав, он что-то вспомнит. Выпьем как нормальные мужики, без этого…

Кружки стукнулись с неприятным жестяным звуком. Подвальный обитатель достал пару солёных огурцов и сыр – при паныче он не показывал закусь, чтобы тот быстрей окосел.

- Кстати, Лео, про церковные книги. Чтобы ты понимал. На Якова работал конюх дед Михась. Никто не знал, сколько ему лет. Всегда смотрелся на шестьдесят. Перед началом войны помер. Пан самые опасные опыты с электричеством не на гостях санатория, не на сыновьях ставил, а на этом Михасе. Смекаешь? Налей ещё. Так вот, по записям новорождённый Михаил крещён ксендзом в 1811 году!

- Не может быть. Прямо-таки библейский долгожитель. Сто лет прожил?

- Сто один. Не в том дело. Случается, и дольше тянут. Поговаривают, что Иодко начал его электричеством накачивать в семидесятых, и дед перестал стареть. Взаправду! И так до смерти хозяина. Потом, буквально через пару лет как Якова схоронили, Михась на глазах стал разваливаться, умер совсем дряхлым.

- Мистика. Я книжку читал, «Портрет Дориана Грея». Что-то похожее, одним словом – досужие выдумки. Слушай, Кастусь, но ведь санаторий, как ты говорил, работал и после пана?

- Одно название. Кумысолечение, кефиролечение. Терапия свежим воздухом, чистое надувательство. Электрические приборы некому было применять. Поэтому буржуи, наслышанные о прежних исцелениях, не выздоравливали, скандалили, отказывались платить. Закрылся санаториум, по-моему, в одиннадцатом. Оттого я верю, что Конрад не знает отцовских секретов, коли без них прогорел.

- Так им и надо. Ладно, хватит о недобитых. Выпьем, товарищ Кастусь, за мировую пролетарскую революцию!

- И за особое место в ней еврейского пролетариата. Да, Лео?

[1] В наши дни время в Беларуси и в часовом поясе Москвы совпадает.

Глава 3

Глава третья

Республика Беларусь, 2013 год

И снова люди у развалин усадьбы. Игорь оставил «Лендкрузер» около скромного «Фольксвагена». Внутри ограждения показались двое, не из тех, для разговора с которыми нужно доставать инвентарь тридцать восьмого калибра.

Высокая женщина интеллигентного вида, в очках, похожа на научного работника, если бы не властная манера держаться, сквозящая в каждом жесте. С ней пожилой мужчина, по меньшей мере за семьдесят, с высоким лбом учёного старой советской закалки. Всплыло ироническое и вместе с тем уважительное упоминание милицейского тёзки о «высоколобых», не позволивших в девяностых сравнять Над-Нёман с землёй.

Женщина увидела «Тойоту» с российскими знаками и нахмурилась, что-то сказала спутнику. Он вскинул голову и решительно шагнул навстречу, без малейшего радушия во взгляде.

Не любят меня белорусы, вздохнул про себя Игорь и представился.

Напряжение развеялось, разговорились. Старший из посетителей усадьбы представился Владимиром Николаевичем Киселёвым и поведал, что сорок лет жизни отдал собиранию сведений о семье Иодко и открытиях пана Якуба.

- Так Яков или Якуб? – переспросил москвич, видевший слово Jakub в рисунке Олега.

- И так, и так правильно. По российским документам он Яков, по-польски и по-белорусски Якуб. А в фамилии важна последовательность – Наркевич-Иодко, но не Иодко-Наркевич. Потому что Наркевич – дополнение к фамилии.

Игорь в задумчивости потёр пальцем лоб. Рассказав вкратце про похождения брата, спросил у пожилого:

- Значит, шанс, что мой дед происходит от старшего сына хозяина этого поместья…

- Конрада, - подсказала дама.

- Да, Конрада. Значит, шансов нет?

- Почему? Я перевела в электронный вид генеалогическое древо Наркевичей-Иодко.