Читать книгу "И был вечер, и было утро… - Игорь Анатольевич Безрук"

— Но если вы знаете, какой вы на самом деле, нужно ли вообще доказывать что-нибудь?

— Иногда приходится, — с сожалением сказал Рогов, — потому что в наше время мир стал так тесен, что по-иному просто нельзя. Надо каждый день что-то делать, чего-то добиваться, куда-то стремиться, лететь сломя голову.

— А я не человек действия и, как вы и говорили, действительно плыву по течению, но всё равно верю, что у меня будет замечательная жизнь. Мне даже снилось это в детстве, — не разделяла пессимизма Рогова Рита.

— Тебе снилась твоя замечательная жизнь?

— Ну, не совсем. Мне просто приснилось однажды, как с высоких небес ко мне тихо спустился светлый ангел в ослепительно-белых одеждах, с вьющимися волосами. Он наклонился надо мной, спящей, легонько коснулся нежной рукой, и я почувствовала, как мое дремлющее тело постепенно наполняется теплом. Тогда я проснулась с ощущением неземного блаженства, поднялась и устремилась за ангелом, который не выпускал моей ладони из своей руки. И он увлек меня за собой в небесную высь, и я поняла, что ради этого мгновения только и страдала, ради этого часа только и жила.

Рита замолчала, задумавшись. Легкая тень печали набежала на ее лицо.

— Да, это прекрасно, — произнес Рогов, представив себе всю описанную Ритой картину. — Однако всего лишь сон, и вряд ли следует на него полагаться и опускать в жизни руки. Он мог оказаться и обманчивым.

— Но иногда этот сон помогает мне находить в себе силы, когда мне особенно туго или одиноко.

— И всё же это иллюзия. Ты просто обманываешь себя, — пытался переубедить её Рогов. — Желать надо каких-то реальных вещей, земных, исполнимых, а ты только витаешь в облаках, поэтому и попадаешь в такие нелепые и неприятные ситуации. В тебе слишком много непосредственности.

— Ну а у вас, у вас, неужели все желания реальные? Ведь у каждого человека есть большое и, может быть, недостижимое желание. Заветное. Вот у вас, если откровенно, есть какое-нибудь заветное желание?

— Заветное? — переспросил Рогов, словно не понимая, о чем его спрашивает Рита.

— Ну да. Только по большому счету: чего вы хотите?

Рогов стал мысленно перебирать свои желания, но ни одно из них не показалось ему заветным, разве что это:

— По большому счету, говоришь? — еще раз спросил он. — Если откровенно, то мне иногда хочется, чтобы ко мне пришли все мои друзья. Нагрянули неожиданно. И старые, которые давно живут в других краях, и здешние, которых у меня, кстати сказать, не так уж и много; хватит и десяти пальцев на руках, чтобы пересчитать. Я, естественно, наготовлю всякой снеди, поставлю напитков разных, вин, чтобы всем хватило и все были веселы и довольны, но праздник был бы мой. Даже если б кто и кучковался или убегал, чтобы втихую выкурить сигарету, я всё равно бы знал, что они здесь, рядом со мной. И была бы музыка, мы бы вместе пели, как в прежние времена, болтали ни о чем, и я бы слушал их, смотрел на них и радовался, что все они рады мне, что все они пришли ко мне, несмотря ни на что. Это было бы здорово. Это был бы настоящий праздник моей души и сердца…

Рогов замолчал. Ему трудно было говорить. Да и то, что он сказал, так сильно отличалось от того, что чувствовал. А разве можно словами до конца выразить чувство? Мастерам слова и то это удается с трудом. Что говорить о нас, простых людях?

Его размышления прервала Рита, сказав:

— Вы меня простите, Роман, что я вызвала вас на такую откровенность, но мне кажется, что на самом деле вы очень одиноки и вам так сильно не хватает тепла.

Рогов поначалу не нашелся, что ответить. В сущности, он не считал себя одиноким, обедненным в чем-либо. Ему всего хватало в жизни: еды, одежды, дела и женской ласки. Да и время его существования текло так быстро, что просто некогда было остановиться и задуматься о чем-то таком, о чем она, наверное, эта девчонка, уже давно успела подумать и из чего сделать какие-то выводы. Но то, что еще вчера где-то скрывалось от Рогова, с появлением Риты стало вдруг очевидным, выкристаллизовалось.

— В наш век, Рита, — взял этот кристалл в руки Рогов, — нам всем не хватает любви, внимания, ласки и тепла. Да и вообще, мне кажется, что тоска по нежности и ласке — самая глухая тоска нашего века. Но я не хочу даже говорить об этом. Давай не будем?

— Давайте, — поддержала его Рита.

Рогов почувствовал, что ему надо хоть как-то расслабиться, хоть как-то разрядиться. Обычно ему помогали в этом душевные мелодии. Он подумал, что Рита не будет возражать против такой музыки. Ей тоже надо было хоть на мгновение забыться.

Рогов спросил её, не будет ли она против, если он включит магнитофон. Она не возражала. Рогов поставил кассету, которая успокаивала его лучше всего, потом удобно устроился в кресле и заслушался.

Прислушалась и Рита. Видно, постепенно мелодия овладевала и ею. Она глубже погрузилась в кресло и раскинула на подлокотниках руки.

Рогов неожиданно предложил ей потанцевать. Она и здесь не воспротивилась. Ему показалось, что все ей стало безразличным.

Они поднялись. Рогов осторожно взял одной рукой ее ладонь, другую завел ей за спину, едва прикасаясь к тонкой ажурной кофточке.

Они танцевали, почти не сходя с места, слушая музыку и каждый думая о своем. Но Рогов был уверен, что у нее, как и у него, мысли сменяются так быстро, как меняются кадры диапроектора, когда на место одной картинки зычным щелчком подставляется другая.

Рогов думал о запоздалой весне, свежем весеннем воздухе, бегущих ручьях, журчаньем своим распахивающих душу. О чем бы он ни думал, все ассоциировалось у него с простором, вольностью, открытостью. И стало казаться ему, что он снова молод, что скинул лет эдак десять и что девушка, которую он нежно обнимает сейчас, его девушка, а сам он здоров, жизнерадостен и безумно счастлив. И этим счастьем, переполняющим его, ему захотелось вдруг поделиться с нею, его девушкой, его подругой. Ему захотелось вдруг соединиться с ней в одно целое, слиться в единое, раз и навсегда. И в этом