Читать книгу "Моя милая ужасная невеста - Марина Ефиминюк"

— процедила я, стряхивая его руку.

— В смысле: извиниться? — От удивления у него поползли на лоб брови.

От злости у меня свело челюсть. Пришлось себе напомнить, что влюбленная девушка обычно терпима к любым выкрутасам предмета обожания, и ослепляющие чары, залепленные в наглую физиономию, вообще неуместны. Особенно на каменной лестнице, способной кого угодно довести не просто до речного берега, а до того света, где наши предки возмущались из-за аферы правнуков.

— Торстен, не учили спрашивать у девушки, прежде чем лезть с поцелуями? — быстро спросила я.

Закари не сводил с меня любопытного взгляда, словно разговаривал с монашкой, сбежавшей от пострига и видевшей жизнь только из оконца монастырской келии.

— Нет, — с беззастенчивым спокойствием ответил он.

— Зря.

— Но если тебе принципиально, то извини. Буду знать, что ты ханжа.

— Я не… — Зачем-то решила поспорить с придурком, но, прикрыв глаза, перевела дыхание и просто буркнула: — О чем с тобой вообще говорить?

С каменным лицом я развернулась и начала подниматься наверх. От крутизны ступенек и энергичного движения в боку кололо, дыхание перехватило. За спиной звучали шуршащие шаги Закари, не проявляющего даже признаков отдышки. В общем, совсем бесил. Просто неимоверно!

— Послушай, Марта, — позвал он, когда мы минули лестницу, и мне захотелось растянуться на пожухлой травке, покрытой мелкими желтыми листиками.

— Не говори со мной, — бросила я, истратив едва ли не последние капли воздуха, и перевела дыхание.

Вообще, хотелось встать, схватиться за бок и дать себе передышку, но Торстен подпирал сзади. Проявлять слабость перед этим демонским парнем было себе дороже. Запомнит и припомнит. Раз сто. Он умеет пользоваться уязвимостью противника.

— Мне просто любопытно, твой ботаник спрашивает разрешение прежде, чем прижать тебя к стене?

— Что ты сказал? — Я резко обернулась.

— Он спрашивает разрешение, чтобы тебя поцеловать? — Циничная усмешка, танцевавшая в глазах, тронула проклятые губы, посмевшие задеть меня идиотским поцелуем. — Если так, то у меня плохие новости, Марта. У твоего ботаника комплекс неполноценности. Беги от него.

— Я ханжа, он закомплексованный ботаник, а ты у нас, значит, полноценный, — тихо проговорила я.

— Какой есть, — усмехнулся Закари.

— Да, — согласилась с ним. — Ты такой и есть. Полноценный недоумок.

Возникла острая пауза.  Как нам вообще пришло в голову, что мы сможем спокойно дотянуть до вечера и не поскандалить, едва отыграем первый акт, и занавес закроется?

— Доброе утро! — раздался звонкий и чистый голос малыша Родерика…

Мы с Закари синхронно повернули головы. В трех шагах, радуя ясное утро веселыми горошками бриллиантовой зелени на круглом личике, стоял четырехлетний сын Дарины и Освальда. И — демоны нас раздери! — наверняка слышал каждое выплюнутое от ярости слово. В пылу ссоры мы, как всегда, забыли, что мир вокруг жив, реален и всегда напоминает о себе не вовремя.

ГЛАВА 4. Пленники чулана

— Привет, малыш Ро! — Я растянула губы в фальшивой улыбке. — Ты почему один? Где нянечка?

Подойти к каменной лестнице без взрослых мальчику не позволяли защитные чары, а внутри замка не давала потеряться следящая магия. Не зря, артефактор Сириус называл ее умной. Кое в чем она действительно не подводила.

— Мы играем в прятки, — пояснил малыш Ро, рассматривая Закари большими серо-голубыми, как осеннее небо, глазами, словно обращался именно к нему. — Господин лекарь сказал, что я почти здоровый и могу выходить из покоев.

— Какие вы с лекарем молодцы, — пробормотала я и, шагнув к мальчику, протянула руку: — Давай-ка найдем твою няню.

— Ага. — Он сложил маленькие влажные пальцы в мою ладонь и с подозрением оглянулся к Торстену. — Марта, а кто такой недоумок?

Закари за спиной подавился на вздохе, а может, не сдержал издевательский смешок — не поняла.

— Когда тебе кто-то очень сильно нравится, — принялась сочинять я на ходу, тихонечко увлекая мальчика к замку, — называешь его ласковыми прозвищами. Зайка, солнышко… кхм… недоумок.

— Как мама зовет меня котенком? — доверчиво уточнил Ро.

— Угу, — промычала я. — Вроде того.

Помогите святые демоны нам с Торстеном разобраться в этом чудовищном бардаке!

Няня Плум, женщина в благородных летах и сединах, сердито маршировала по хозяйственному двору. В отличие от маленького Ро, она точно не играла в пятки, а пыталась малыша догнать и вернуть в замок.

— Молодая хозяйка, ты поймала негодника! — воскликнула нянюшка и всплеснула руками. — Сколько раз повторяли, чтобы не убегал, но только отвернулась, как его след простыл! Дарина просила привести его в каминный зал. Отведешь? А я сбегаю на кухню. Второй завтрак уже пора накрывать. Ты же проголодался, котик?

Она перестала сердито хмуриться и ласково улыбнулась.

— Нянюшка, ты теперь не называй меня котиком, — очень серьезно попросил Родерик.

— А как же тебя называть? — охнула она.

Неожиданно я осознала, что сейчас малыш Ро поделится обогащенным словарным запасом ласковых прозвищ и превратит меня в страшного человека, научившего маленького мальчика сквернословить.

— Конечно, мы отведем его к Дарине! — перебила я и улыбнулась: — Идем, малыш?

— Вот и отлично! — довольно заулыбалась няня Плум и неожиданно подмигнула Закари, вызвав во мне, прямо сказать, очень противоречивые чувства: — Удачи, парень. Марта — девочка хорошая, но упрямая. И норовистая!

Короче, как необъезженная лошадь.

— Мы пошли, — изобразила я слегка деревянную улыбку. — Попроси черных прислужников забрать с берега посуду.

— Благослови вас светлые силы! — вздохнула нянюшка, прижав сложенные руки к груди. — Такие вы замечательные дети.

Удивительно, как замечательный ребенок на две головы выше невысокой няньки не подавился на вздохе. Пока она еще нас как-нибудь по-доброму не похвалила, я увлекла малыша Ро в сторону парадных дверей. Закари потащился следом, никак не желая по пути потеряться.

— Малыш, давай то ласковое слово будет нашим большим секретом, — попросила я. — Ты никому-никому его не скажешь.

— Почему? — спросил Родерик с самым наивным видом, но мы-то все знали, как коварен этот вопрос. Прозвучавший из уст четырехлетнего мальчика он, как черное проклятие, ввергал человека в персональный ад, в котором требовались знания