Читать книгу "Кангасейро - Жозе Линс ду Регу"

в ветхой лачуге… Все избегали нас, и только священник Фирмино приносил нам пищу и разговаривал с отцом. Мать открывала рот только для того, чтобы попрекнуть отца. И вот однажды мы увидели, как со стороны высохшей реки приближаются вооруженные люди. Они спешились за домом, схватили отца и связали его. Прошло много времени. Парни лежали под кавассу, а мы дрожали в доме. Вдруг послышалась стрельба на дороге. Какой-то негр обратился к одному из своих парней: «Видно, кум Апарисио уже начал…» — и все побежали, оставив в доме одного из кангасейро, совсем мальчишку. Стрельба усилилась; не знаю, сколько времени это продолжалось. Знаю только, что негодяи, засевшие у дороги, начали бросаться на людей, как собаки. Один из них схватил мою сестру Франсискинью и тут же при всех обесчестил девочку. Мой отец взревел, точно бык, которого кастрируют. А мать, рыдая, все повторяла: «Разве я не говорила тебе, Анаклето? Разве я не говорила тебе?» Потом один из бандитов стал терзать меня и все время приговаривал: «Иди, старик, посмотри на твою овечку». Сестренка Франсискинья стонала от боли. Стрельба все усиливалась. Я ясно слышала, как один из бандитов сказал: «Теперь капитан Апарисио спустит живьем шкуру с полковника Жуки Фрейтеса». «Видишь, Анаклето, — причитала мать, — это страшнее, чем черная оспа в Бом-Консельо». Говорившие ушли к дороге. А когда наступила ночь, в Мато-Гранде не осталось ни живой души — все убежали в чащу. Апарисио поджег лавку Жуки Фрейтеса. Ну и пожарище было, девочки!

Франсискинья не могла от стыда оторвать глаз от земли. Наша мать плакала, а отец кричал: «Я уйду в солдаты, буду уничтожать этих бандитов в каатинге». — «Ты бы лучше справился с тем, кто опозорил твою дочь, старая вонючка», — отвечала ему мать. На следующий день рано утром разнеслась весть, что Апарисио освободил заключенных и все сровнял с землей. Я рассказываю эту историю только для того, чтобы вы знали, кто такой Апарисио Виейра. Несчастна мать, родившая этого негодяя.

Одна из сестер, Ассунсион, сказала:

— И все же никто не может справиться с ним!..

Вокруг царила глубокая тишина. Слышались только удары белья о камни и шум падающей к подножию горы воды, голубой и прозрачной; негритянки приумолкли, а женщина продолжала:

— Наша семья распалась. Старик отец через три дня исчез, а мы пошли по миру. Так и жили. Франсискинья не могла смотреть людям в лицо. Нас отовсюду гнали. Наконец мы постучали у дверей фазенды капитана Жозуе и там, слава богу, нашли приют. Я слышала, что у Апарисио жива мать и что она из Педра, из семьи старых грешников. Говорят, что это мать дает ему силы для грабежа и разбоя и что ее молитва оказывает большое действие и помогает скрывать видимое и видеть невидимое.

— Послушай, — вступилась младшая из сестер, — почему ты говоришь о старой матери Апарисио, как о каком-то страшилище? Я не верю твоим словам. Апарисио насилует девушек потому, что правительство не уважает ничьей доброты. Ты можешь быть против Апарисио, но я скажу тебе: лучше попридержи свой язык.

Другая негритянка хотела успокоить расходившуюся сестру:

— Поставь себя на ее место, Ассунсион. У нее так наболело на душе.

— Да, правда, — вмешалась сестра Деодато. — Эта Ассунсион понятия не имеет, кто такие кангасейро. Они хуже черной оспы, подружки.

Синья Жозефина сделала над собой огромное усилие, чтобы не открыться женщинам и не высказать всего. Ей хотелось рассказать обо всем, но она не сделала этого, чтобы не погубить сыновей, которые ждали ее дома. У нее было желание обернуться к рассказчице и сказать: «Твоя правда, девушка, мать, родившая Апарисио, — действительно несчастная женщина. Я выносила в своем чреве сына дьявола. Родила проклятье господне», — но она промолчала.

Прачки отбивали белье о камни и корни мармолейро.

В эту пору птицы сертана особенно звонко распевали свои веселые песни, камни ослепительно блестели на солнце, ярко зеленела листва на деревьях. Голенастые жасананы укрылись в тиши лагуны, среди белых кувшинок. А в душу старухи входил Апарисио Виейра, как входил он в дом полковника Жуки Фрейтеса, все сжигая и уничтожая. У нее не было больше сил сопротивляться его воле. Синья Жозефина отошла от прачек. Негритянка Ассунсион продолжала говорить. Не замечая палящего солнца, мать села в отдалении на камень под оитисикой. Но и сюда доносился резкий голос Ассунсион. Вдали от мира, в этом глухом углу, который Апарисио избрал для ее заточения, она поняла, что ее ждет: она потеряет Домисио, потеряет и Бентиньо, останется одна со своим несчастьем, со своей печальной судьбой. Другие женщины могли говорить. Даже Франсискинья счастливее ее. Бандиты набросились на нее, погубили ее девственное тело, и все же она могла рассказать всем свою историю, и весь мир сочувствовал бы обесчещенной девушке. А она, она казалась себе более несчастной, чем Франсискинья и матери всех поруганных девушек. Они не выносили в своем чреве и не вскормили чудовища. Еле дождавшись вечера, она собрала белье. Теперь она могла уйти так, чтобы женщины не заметили отчаяния, охватившего ее душу: она породила сына дьявола!

Домисио помог старухе внести белье в дом. Вскоре пришел и Бентиньо, и брат сразу заметил, что тот хочет что-то сказать ему потихоньку от матери. Как только представилась возможность, парни вышли побродить, и Бентиньо все выложил:

— Через Рокейру проходил скупщик сахара и сообщил о жестокой схватке Апарисио с солдатами Алагоаса. Это произошло в Серроте-Прето, и, по его словам, Апарисио был ранен, а лейтенант Олаво и еще с десяток солдат отправились прямо в ад. Теперь три штата объединились для преследования кангасейро. Прибыли даже регулярные войска из Бом-Консельо.

За ужином синья Жозефина не произнесла ни слова. Братья не сумели скрыть своей тревоги. Позже старуха позвала Бентиньо:

— Сынок, что это ты скрываешь от меня?.. Мне уж ничего и знать не нужно?! Ну что ж, я ведь старуха, мне остается только выносить за вами грязь.

Бентиньо рассказал ей все: в Серроте полно солдат, они преследуют Апарисио.

— Славя богу, что Домисио не с ними. Но в конце концов он все же уйдет туда.

Поздно ночью Домисио вызвал Бентиньо, и они долго разговаривали, сидя на пороге и любуясь луной, посеребрившей горы.

— Черт бы побрал эту историю с ранением Апарисио. В Серроте, кишащем солдатами, ему будет трудно найти безопасное место, чтобы укрыться. Бентиньо, я хочу только одного: попасть скорее в каатингу. Апарисио нуждается во мне, а я тут распеваю песни, размягчился, как банан. Но я не знаю, где теперь наши