Читать книгу "Любовь: история в пяти фантазиях - Барбара Розенвейн"

поцелуй, зачатие и набухшие груди — это всего лишь прелюдия к конечной цели, ибо теперь Жених привлекает душу в свою опочивальню. Сам Бернар «иногда получал счастливое позволение войти. Увы! Как редко случалось это и как коротко было пребывание там!» (II, 38). И лишь на небесах такое блаженство будет вечным.

Наполненная ароматными маслами, гроздьями цветов и сладостью вкуса, Песнь песней откровенно чувственна, и Бернар с радостью развивает ее эротическую образность, поскольку, поясняет он, только так любящий Бога может быть отвлечен от сильных, но поверхностных удовольствий мира сего. Восхождение Бернара предписывает своего рода гомеопатию: эротика Бога устраняет эротику постели. По лестнице Диотимы душа поднималась, чтобы соединиться с абсолютной красотой, оставив позади всю грязь смертного мира. На лестнице Бернара даже ароматы этого мира ставятся на службу тому, чтобы взойти в опочивальню Господа.

* * *

Мистики наподобие Бернара во множестве присутствовали среди образованной мужской элиты Средневековья и оказывали большое влияние на менее начитанных современников. То же самое можно сказать и о женщинах средневековой мистики, наиболее заметной из которых была поэтесса Маргарита Поретанская (ум. в 1310 году). «Любовь поднимает меня ввысь», — эти слова из ее сочинений несколько напоминают песню Джеки Уилсона. Правда, последний говорил о своих чувствах к одной совершенно особенной девушке, тогда как Маргарита писала о собственной пустоте и отсутствии чувств. Когда Госпожа Любовь «своим божественным взглядом» возвышает Маргариту, она прославляет утрату мысли и воли[64]. Душа, утверждает она, совершает восхождение к Богу через уничтожение «я», так что становится не чем иным, как Богом. «Бог есть любовь», — провозглашается в первом послании Иоанна Богослова (4: 8). «Я есть Любовь, и ничего более», — говорит Душа в «Зеркале простых душ» Маргариты Поретанской.

Маргарита, вероятно, происходившая из состоятельной семьи и, безусловно, прекрасно начитанная, была бегинкой — представительницы этого религиозного течения не выходили замуж и хранили целомудрие, но не были монахинями. Маргарита сторонилась устоявшихся институций и вела чрезвычайно набожную жизнь, которая закончилась тем, что ее осудили за ересь и сожгли на костре. Ее книга, написанная на французском, копировалась и распространялась в кругах благочестивых людей, а также была переведена на латинский, английский и итальянский языки. И все же это был всего лишь один ручеек в потоке средневековой поэзии о любви, как человеческой, так и божественной, к которому мы обратимся дальше на примере Данте в этой главе и затем снова в главе 4. Опираясь на ученую неоплатоническую философскую теологию, известные любовные сюжеты и театральные представления, Маргарита Поретанская излагала свои идеи в виде оживленного, хаотичного, а порой и экстатического диалога между Госпожой Любовью, Простой душой, Разумом и другими аллегориями.

Как утверждается в «Зеркале простых душ», в самом начале, до грехопадения, не существовало ничего, кроме Бога, и душа не желала ничего, кроме того, чего желал Бог. Однако теперь душа по большей части представляет собой «меньше, чем ничто», а когда душа желает чего-то сама по себе, она становится еще меньше. И все же есть путь — восхождение по семи ступеням, — посредством которого душа может восстановить свое первоначальное ничто и стать «не чем иным, как Любовью». У обычных людей есть спасение, которое гарантируют Христос и его церковь с ее таинствами, молитвами и добродетельными поступками. Но души «тех, кто умер ради жизни духа и живет божественной жизнью» переживают нечто невыразимо более чудесное: «Цветок из кипящей любви… Эта любовь, о которой мы говорим, есть союз влюбленных, пылающий огонь, который горит, не сжигая».

Для Маргариты, как и для св. Перпетуи, это восхождение оказывается устрашающим по пути, но невыразимо чудесным по прибытии в конечную точку. Процесс начинается (на первой ступени) с душ, которые уже достаточно развиты, поскольку они упражняются в добродетели и при этом знают, «что есть существо лучшее, чем они». Поначалу они «жалки и печальны», а кое-кто и вовсе оказывается на обочине, поскольку «малое сердце, которому не достает любви, не осмеливается предпринимать великие дела или подниматься высоко». Восхождение душ требует (на второй ступени) умерщвления плоти, самопожертвования и даже чего-то большего, ибо душа, пусть в процессе восхождения она и наслаждается всеми «добрыми делами», которые она совершала, теперь (на третьей ступени) должна абстрагироваться от них, дабы еще больше отречься от самой себя. Опасность поджидает душу на четвертой ступени, ведь с этой высокой наблюдательной точки она действительно может созерцать своего возлюбленного и представлять, что ее путешествие закончилось. Однако это заблуждение, поскольку душа все еще подчиняется собственной воле, «гордится изобилием любви» и ослеплена своим успехом. Поэтому она должна признать (это пятая ступень), что вообще есть ничто, пока «Божественная Доброта не изольется из груди [Его] одним восторженным потоком движения Божественного Света». После этого душа растворяется в Боге и становится с ним единой.

Казалось бы, вот и кульминация восхождения, и все же и здесь есть нечто большее: взгляд Бога, мельком, как будто через «отверстие, подобное искре, которое быстро закрывается». На этой, шестой, ступени Бог видит себя в душе, но душа не видит себя, ибо у нее больше нет «я» (см. ил. 2). На седьмом же этапе, который навсегда останется блаженным уделом очищенной души, как только она покинет тело, душа «плывет и течет в радости, вовсе ее не ощущая, ибо [она] пребывает в Радости, а Радость пребывает в [ней]». Ни у Платона, ни в бенедиктинском уставе, ни даже в опочивальне Господа не было столь полного стирания отдельной человеческой души в любовном союзе.

* * *

Однако вернемся на землю, чтобы повстречаться с молодым Данте Алигьери (ум. в 1321 году). Однажды, мельком увидев на улицах Флоренции юную Беатриче, он признался себе: «Ныне явлено Ваше блаженство»[65]. С этого времени, как затем утверждал Данте, «Амор стал владычествовать над моей душой». Формула «стал владычествовать» подразумевает, что любовь как будто пришла извне и вошла в душу Данте через один неосторожный взгляд. Подобная идея была вполне традиционной и во времена Данте, а сегодня она продолжает жить в расхожей формулировке «любовь с первого взгляда». Именно это представление о любви объясняет, почему присутствующие на многочисленных изображениях (вроде того, что мы видим на шкатулке для обручальных колец на ил. 3) аллегорические фигуры Любви пускают стрелы из лука. Согласно средневековой оптической теории, глаза посылают лучи, дабы «схватить» свой объект, и/или получают лучи от этого объекта. Прежде чем Любовь смогла бы управлять Данте, ему надлежало увидеть объект своей любви.

Как пишет Данте, ему было девять лет, «когда перед моими очами появилась впервые