Читать книгу "Последний солдат - Алекс Шу"

– Ань, Быков больше не будет тебя беспокоить. Он все понял и искренне раскаялся в своих поступках, – чувствую переизбыток пафоса и нотки фальши в своем голосе и мысленно морщусь.

Ну а что ей говорить? «Я сломал Быку и его товарищу ноги, нанес тяжкие телесные повреждения и пообещал слить информацию о проделках уродов в милицию…» И зловеще захохотать, как киношный злодей. К такому сюрреализму она точно не готова.

– Да что ты? Прямо так и раскаялся? – В зеленых глазах мелькают веселые искорки. – Шелестов, я похожа на дуру?

– Аня, я правду говорю. Мы с ним пообщались, и он осознал свою неправоту. Он тебя донимать не будет. Можешь встречаться с кем угодно, когда захочешь, Антон больше никого не тронет.

– Ага, Быков раскаялся, залил слезами твою куртку, решил вступить в комсомол и уезжает строить БАМ, – в голосе Николаенко явственно звучат издевательские нотки. – Наверно, я действительно похожа на дурочку.

– Ладно. Это все, что я хотел тебе сказать, – неловко переминаюсь с ноги на ногу, – сама увидишь. Я пошел. Меня ребята ждут. Пока.

Разворачиваюсь и иду к ожидающей меня компании.

– Шелестов, – окликает меня Аня.

Я поворачиваюсь.

– Знаешь, Леша, а ты сильно изменился, – девушка задумчиво рассматривает меня, – во всем причем. Ходишь с развернутыми плечами, прямая осанка. Я бы даже сказала, у тебя военная выправка. Не бегаешь, не кричишь и не носишься на переменах, как другие. Даже говоришь, смотришь и держишься по-другому. Знанием английского вообще всех нас поразил, а ведь раньше и близко им так не владел. Такое впечатление, что это не ты, а кто-то другой, гораздо взрослее и умнее.

Чувствую, как начинают пламенеть уши. Это не Николаенко, а Шерлок Холмс в юбке. Надо заканчивать разговор и уходить, пока она меня не расколола.

– Ань, все мы растем и меняемся. Я просто сильно повзрослел за это лето, много читал и думал, – сухо отвечаю девушке, – извини, мне пора.

– Пока, Шелестов, – кивает Аня. Задумчивое выражение в ее глазах никуда не исчезает. Наоборот, оно усиливается. – До завтра.

Киваю Николаенко и иду к парням. Дашка уже бежит к Ане и теребит ее, нисколько не стесняясь нашей компании. Представляю, какой повод для сплетен образовался. Обсуждать одноклассников Одинцова любит и находится в приятельских отношениях со всеми девочками класса. Впрочем, плевать. Я уже вырос из этих детских игр.

Ребята доводят меня до подъезда. Я прощаюсь со всеми и через пару минут уже оказываюсь дома. Читаю традиционную мамину записку о супе, гречке и курице в холодильнике. Разогреваю пищу, без аппетита обедаю, бреду в свою комнату. Со вздохом берусь за уроки. Через полчаса откладываю учебник по физике в сторону. Смотрю на настенные часы. 15:40. До тренировки время у меня еще есть. Надо действовать. Быстро накидываю на себя куртку, надеваю туфли. Через минуту уже щелкает дверной замок, закрывая входную дверь.

Спускаюсь вниз. Старушки, болтающие на лавочке у подъезда, замолкают, когда я выхожу из дома. Игнорируя их любопытные взгляды, иду в соседний подъезд. Поднимаюсь на второй этаж и останавливаюсь возле двери, обитой черным дерматином. Квартира 154. Собираюсь с мыслями, продумывая в голове все варианты разговора. Мой собеседник должен видеть во мне искреннего, эмоционального подростка с чистыми помыслами и желанием изменить положение к лучшему. Я не люблю лицемерить и притворяться. Но придется. От успешности моих дальнейших шагов зависят жизни миллионов людей, преданных, оболганных, погибших в локальных конфликтах, изгнанных из своих родных краев и умерших в лихие 90-е. Чтобы получить шанс сохранить свою Родину – СССР, мне понадобится сделать все возможное и даже невозможное. А сейчас для реализации своих планов мне придется быть максимально убедительным, но в то же время не выйти из образа. Глубоко вдыхаю, как перед прыжком в воду. Древние китайские мудрецы говорили: «Дорога в тысячу ли начинается с одного шага». Поехали.

Утапливаю палец в кнопку звонка. Слышу неторопливые шаги внутри. Через минуту дверь открывается. На пороге стоит седой мужчина лет шестидесяти, серые, немного выцветшие глаза внимательно смотрят на меня. – Здравствуй, Алеша, – здоровается он.

– Добрый день, Леонид Романович, позволите войти? – вежливо интересуюсь я.

– Заходи, конечно, – он отходит чуть в сторону, освобождая мне дорогу.

Через минуту мы уже сидим на кухне. На конфорке кипятится полный чайник. В ожидании напитка на столе стоят две пузатые фарфоровые чашки на блюдечках с голубыми ободками. Рядом примостились сахарница и небольшая тарелочка с конфетами и печеньем, выставленная на стол радушным хозяином.

Леонид Романович Шаховский – ветеран Великой Отечественной войны. Он прошел ее всю, от первого до последнего дня. Я даже не подозревал, сколько у него наград, пока не увидел своего соседа 9 мая, идущего на встречу с ветеранами. Весь пиджак был в наградах, слева сверху сияла золотистым блеском звезда Героя Советского Союза, чуть ниже пламенел развевающимся стягом с надписью «Пролетарии, всех стран соединяйтесь!» орден Красного Знамени. Среди множества других наград я также заметил медали «За взятие Берлина», «За оборону Сталинграда» и «За отвагу».

Тогда, рассмотрев их на тихом и скромном Леониде Романовиче, я даже немного растерялся. Мне сразу вспомнилось, как уважительно здороваются с ним окружающие, и даже любящий «закладывать за воротник» и побуянить дядя Миша беспрекословно прекращает дебоши, услышав укоризненный спокойный голос ветерана.

Ко мне сосед относился отлично. Он находился в приятельских отношениях с моими родителями, даже пару раз был в гостях у нас дома. Я общался с ним на разные темы, рассказывал о своих школьных и спортивных делах, даже получил от него пару подарков – книг из его личной библиотеки.

В 1992 году Шаховский умрет. Крушение страны, за которую он сражался, строил и восстанавливал после войны, оказалось для него большим стрессом, подтолкнувшим к обширному инфаркту. Похороны ветерана организовывались властями и военными. На них присутствовали представители Министерства обороны и мелкий чиновник из городской администрации. Печально играл траурный марш оркестр, и лишь троекратный залп из АК-74 почетного караула в холодный осенний день звучал пронзительным реквиемом по Леониду Романовичу.

В последний путь кроме военных и чиновника его провожали лишь несколько стариков из нашего дома и пара ветеранов. Родственников у Шаховского не было, родители давно умерли, брат погиб на фронте, а жена с дочкой попали под бомбежку при эвакуации из Харькова. Второй раз Леонид Романович так и не женился.

– Леша, я тебя слушаю. Ты что-то хотел или просто пришел проведать старика? – реплика соседа прерывает мои раздумья.

– Хотел, – смущенно признаюсь, – я к вам вообще-то зашел по делу.

– Излагай, чего тебе понадобилось? – доброжелательно улыбается Шаховский.

– Расскажите нашему классу о войне, – тихо прошу Леонида Романовича.