Читать книгу "Гарем - Кэти Хикман"

Комната, в которой она сейчас находилась, была просторна, но весьма скудно обставлена. Две железные кровати. Старомодный платяной шкаф. В небольшом углублении стены расположено окно, под которым стоит письменный стол со стулом. Пол, в каких-то темно-коричневых пятнах, слегка покатый по направлению к входной двери, не покрыли ни ковриком, ни хотя бы самой дешевенькой хлопковой подстилкой. Ничто здесь не напоминало девушке о том, что она находится в Стамбуле, ни одного намека на восточную экзотику.

С любопытством Элизабет прикоснулась рукой к стенке. Зажмурила глаза и осторожно пробежала пальцами по штукатурке. Ничего. Доведенная до предела простота, словно в монастырской келье. Или корабельной каюте.

«Завтра я съеду отсюда», — пообещала она себе.

И снова прилегла на кровать. Достала из дорожной сумки блокнот и перечитала выписки, которые сделала в читальном зале:

«…дщерь его несчастная, хоть и удерживаемая всеми монахинями, вырвалась из двери тайного их укрытия и закричала: нет, нет, пощадите моего отца, молю вас, и, увидев у отца на теле шесть или даже семь ран кровоточащих, пала она на колени, с лицом белым как смерть, и все молила турок пощадить старикову жизнь, а взять ее заместо. Тогда главный между ними отбросил ее прочь и, разгоряченный видом крови, ударил капитана в бок своим ятаганом и пригвоздил его прямо к двери в тайное то убежище, где женщины сидели, и разрезал его тело пополам, так что…»

Селия. Несчастная девушка.

Все еще прижимая блокнот к груди, Элизабет погрузилась в сон.

Глава 7

Стамбул, поздним утром 1 сентября 1599 года

Айше, расторопная горничная госпожи валиде, нашла Кейе сидящей у фонтана во дворике карие.

— Пойдем. Она хочет видеть тебя.

Во Дворце благоденствия ни одному человеку, даже только что нанятой прислуге, не требовалось объяснять, кто такая «она».

— Прямо сейчас?

— Да. Пойдем. Иди быстро, но не беги. — Айше предостерегающе положила ладонь на руку девушки. — Здесь не любят, когда мы бегаем.

— Не нервничай, пожалуйста. Никто на нас сейчас не смотрит.

Традиционный отъезд на лето почти всех обитателей Дворца благоденствия — за исключением горстки самых молодых или самых древних кисляр[14]— в резиденцию валиде на Босфоре, где они оставались до сих пор, создавал в оставленном дворце праздничное, какое-то беспечное настроение.

— Ты до сих пор ничего не понимаешь? — Голосок Айше звучал почти сердито. — Здесь все следят за всеми. Всегда.

Она увела Кейе с мощеной террасы с фонтаном, и девушки сбежали вниз по каменным ступеням, затем прошли дворцовыми двориками: две легкие фигурки, алая и золотая, подобно двум стрекозам скользнули по молчаливым утренним садам.

— Ты останешься здесь? Или вернешься с нею обратно, в тот дворец? — Кейе, торопливо пытаясь пристроиться к стремительным шагам спутницы, споткнулась и чуть не упала. — Не спеши так, пожалуйста!

— Иди как я. И наберись терпения, я расскажу тебе все, когда мы придем на место.

— Терпение! Если б ты только знала… Клянусь, я набралась его столько, что у меня уже живот болит.

Дойдя до садовой стены, девушки резко повернули налево, миновали гаремный лазарет и оказались во втором дворе. Снова свернув налево, сбежали по крутым деревянным ступенькам, которые привели их в квадратный, вымощенный плитками внутренний дворик, самое сердце женской половины дворца. Оказавшись затем внутри здания, в небольшом, выложенном блестящими фаянсовыми изразцами вестибюле, из которого широкий, с каменными стенами коридор вел в комнаты евнухов, Айше наконец остановилась.

— Что теперь?

— Будем ожидать здесь. — Айше пожала плечами. — Когда мы понадобимся, она пришлет за нами Гюльбахар.

— И когда это будет?

— Откуда мне знать, балда? — Она нахмурила брови. — Час. Может, два часа.

— Два часа-а?

— Тише ты, ради бога!

Обе девушки, приняв выражавшие смирение и покорность заученные позы, прижались спинами к стене. Кейе, сжимая ставшие внезапно влажными ладони, ждала, когда перестанет биться как сумасшедшее ее сердце, уймется частое дыхание. И медленно успокаивалась.

В то утро во дворце было, против обыкновения, безлюдно. Из всех женщин лишь две старые служанки, слишком дряхлые для того, чтобы принять участие в общем отъезде в летнюю резиденцию валиде, мели плиты дворика связками пальмовых ветвей.

— Эй вы, убирайтесь отсюда! — В нетерпении Айше махнула рукой, прогоняя старух. — Скоро здесь будет проходить наша госпожа, и глаза ее не должны видеть вас, старые уродины.

— Как прикажете, кадин.[15]— Старухи торопливо заковыляли прочь, непрестанно кланяясь на ходу. — Конечно, молодая госпожа.

Кейе бросила быстрый взгляд на подругу:

— Они что, тебе мешали?

— Не хотела, чтобы они слышали нас, вот и все. Надо, чтобы никто нас не слышал. И говори, пожалуйста, потише. — Голос самой Айше был почти беззвучным. — Клянусь тебе, она слышит все, о чем говорят во дворце.

— А что ей надо от меня, не знаешь?

Мускулы живота Кейе заныли от нервного напряжения.

— Будто ты сама не знаешь! Наверное, хочет знать, была ли ты… ну, сама понимаешь. — Айше прижала руку ко рту, чтобы заглушить внезапный смешок. — Остаешься ли ты все еще гёзде?[16]Светом очей султана? — Она лукаво взглянула на подругу. — А ты остаешься?

— О, об этом она может узнать и не спрашивая меня.

— Конечно может, — ехидно согласилась та. — Она, возможно, и наблюдает за этими делами сама.

Кейе издала возглас удивления.

— Да-да. Вполне может статься. Нет таких вещей, которые она бы считала недостойными своего внимания.

— Поняла. Нет, по-настоящему никто за этим не наблюдает. — Кейе бросила выразительный взгляд на подругу. — Они… Они записывают это в особую книгу. Я сама видела, — добавила она. — Хассан-ага мне показывал. — И после короткой паузы добавила: — Нет, меня они туда еще не вписывали.

Мгновение обе девушки постояли молча, словно застыдившись одна другой. Лучи солнца медленно скользили по каменным, только что выметенным старухами плитам внутреннего дворика, а из женской купальни, дверь которой виднелась в его углу, доносились голоса прислужниц и журчание воды, сбегающей в каменный резервуар. То же беззаботное настроение царило даже здесь, в самом сердце гарема. Кейе, непривычная к таким долгим ожиданиям, стала переминаться с ноги на ногу, поднимая по очереди маленькие ступни, обутые в короткие сапожки из мягкой кожи козленка.