Читать книгу "Черный чемоданчик Егора Лисицы - Лиза Лосева"

Сразу же за синей дверью, в глубине Почтового переулка, – не почтовое отделение, а сыскное. На первом этаже здесь раньше была автомастерская, поэтому потолки тут высокие, помещения – широкие. В бывшем складе, в подвале, несколько камер. Кабинет Курнатовского на первом этаже. Тут же – стол дежурного: усы клочковаты, на форменном кителе не все пуговицы в порядке – дело к вечеру, и, видно, немало было у него народа. Часть их и до сих пор тут, смирно сидят на длинной лавке. Привычные лица: мальчик-гимназист – наверняка бежал из дома на неясный ему самому фронт; не сильно старше его вертлявенький, с наглыми глазами щипач: видимо, взяли на базаре; дама в темной шубке; немолодой мещанин, пришедший с дамой или с очередной жалобой; кто-то еще. Выделяется среди них только один – мужик с лицом красного, как кирпич, цвета и в меховой теплой шапке – судя по костюму и запаху, рыбак из артели. Что ему-то тут нужно? Нашел в реке чье-то тело? Дело не редкое, часто родственники приплачивают нашедшему.

Задумавшись при входе в кабинет, я спотыкаюсь о чью-то выставленную подножку и почти лечу в темноту. Но Курнатовский вовремя хватает меня за локоть.

Подножку мне подставили длинные деревянные ноги плаката, как обычно вылезшего из-за высокого, под потолок, картотечного шкафа. Хотя сам плакат был задвинут, я отлично знал, что на нем написано.

«Товарищам наш дар – грядущим к солнцу правды.

Да падут пред ними провокаторские банды!

Да здравствуют рабочие всех стран!»

Курнатовский сохранил его на память о «воровской демонстрации». После переворота донские жулики решили перевоспитаться и вышли на митинг раскаяния в поддержку пролетарской революции. И самое удивительное, что действительно на время поутихли. Написанное на плакате было сочинением рабочих механического завода Нитнера, подарок обществу «Помощь бывшим уголовным Ростова и Нахичевани». Рабочих тогда временно перестали грабить по пути к трамваю с вечерней смены. Когда жулики разочаровались в революции, общество «Помощь бывшим уголовным» было ликвидировано, а плакат Курнатовский не разрешил вынести на помойку, оставил как сувенир.

Стены подпирали нераспакованные ящики с новыми бланками для картотеки. Бланки пришли 26 октября – в этот день стало известно, что снято Временное правительство, и в полиции уже так и не занялись ими. Все разговоры на эту тему Курнатовский пресекал и стал чаще цитировать Екклизиаста, повторяя: «суета и томление духа, бросьте». Совсем стало невозможно с ним говорить после расстрела солдатами в столице служащих жандармского управления. Тогда же мы узнали, что и полицейский архив там уничтожен, часть бумаг сожгли в кострах на улицах, а что с остальными, было никак не узнать. Потом пришли новости о разгроме судебно-медицинских кабинетов в Москве и Варшаве, и я сам перестал напоминать ему о бланках. Курнатовский только морщился, когда очередной посетитель ударялся о ящик.

Печь в углу длинной комнаты блестела ледяным белым боком – ее не топили. Курнатовский тут же крикнул, чтобы принесли железную печку и чай. Печку, такую, что захотелось приложить к ней руки, – принесли. О чае забыли. У окна на чистом, почти пустом столе грязный, в иле и речном песке, стоял туго набитый мешочек. Курнатовский поморщился на небрежность, но замечания делать не стал. Расспрашивая дежурного, откуда мешочек взялся, аккуратно переставил его на сложенную вдвое газету. Буквы передовицы тут же поплыли, сталкиваясь, как речной мусор, в луже, которая натекла с мешка.

– Нашли под ивами на берегу, его прикопали в песок. Лодочники думали, там какие-то ценности, – объяснял дежурный, пока я развязывал узел мешка. – Потом разглядели железки и решили, что это важные детали от какой-то машины. Принесли. Спрашивают: не будет ли вознаграждения?

Курнатовский молчал, разглядывая содержимое. Порывшись в мешке, он достал и так же молча показал мне медное кольцо – точную копию того, что я подобрал в особняке ночью. Три миллиона донских денег, как сказал тогда Курнатовский, клише для печатания банкнот. Дежурный, очевидно, ждал ответа.

– Нужно расспросить в рыбацких артелях поподробнее, когда нашли. Не было ли кого-то рядом незнакомого? Скажи, благодарны за неравнодушие.

Дежурный вышел, в коридоре ему навстречу встал артельщик.

Даже в этом городе, где было намешано крови, где жили и турки, и армяне, и греки, лицо Курнатовского выделялось из толпы. Плоское, желтоватая кожа натянута плотно, темные неширокие глаза и нос с хрящами. А его череп представил бы несомненный интерес для антрополога: идеально круглый, как хороший шар для бильярда, весь он был одна обширная лысина, и только у ушей осталось еще немного шевелюры. Обриться совсем он не решался, говорил, что станет как «гиря» – так в станицах называют всякую бритую голову. Курнатовский стеснялся своей лысины, но любил говорить, что видит в себе сходство с изображениями мудреца Сократа. Когда он серьезно задумывался над чем-то, вот как сейчас над выброшенными клише, это сходство готов был видеть и я.

– У клише есть отличительная примета. По ней можно узнать, что это те самые, краденые. Хотя, что тут… наверняка они… Сейчас… так… – бормоча, Курнатовский выкладывал детали по одной на сухие газеты. На странице, размывая объявление о сборе золотых и серебряных предметов в поддержку армии, проявился мокрый отпечаток «кре… билетъ», слово «кассиръ» и цифры.

Я знал, о какой примете шла речь. В одну из смен власти в городе большевики потребовали у банка допечатать деньги. Руководство же банка, не признавая их официальной властью, долго тянуло с печатанием, а потом и вовсе решилось на хитрость. Один из граверов поместил на рисунке империала лишнюю черту на завитке у цифры. Этот «секретный ключ» отличал деньги от царских банкнот.

– Знака нет. Это подлинные клише. Их и взяли ночью. Но ведь это значит, они за них убили, рисковали, проникая в штаб, и выбросили?

– Ведь я прав оказываюсь, Ян Алексеевич. Клише явно экспромтом прихватили. Они, конечно, были на самом деле не нужны, вот и бросили при первой возможности.

– Может, бросили потому, что растеряли, одну деталь в штабе оставили? – Курнатовский спрашивал сам себя и тут же сам себе ответил: – Да, конечно, умельцев у нас хватает. Те же вот армяне – нужную деталь легко сделают.

Курнатовский ходил по кабинету, напевал, морщился. Потом еще раз крикнул, что просит чаю. Вместо чая пришел дежурный со сводками. Чтобы занять время, я делал наброски тела телеграфиста в разных положениях, моделируя на бумаге возможные варианты получения травмы на затылке. До меня долетали обрывки интонаций, когда дежурный повышал голос.

На скаковом ипподроме стреляли в конного городового. В полосе отчуждения железнодорожной линии Кавказская – Ростов найден труп мужчины без одежды и багажа. Но на пальце – золотое кольцо. Блондин, роста среднего. На палатку цыган на Сенной площади напала шайка вооруженных грабителей. Свидетели утверждают, что они были одеты в солдатскую форму.

Курнатовский слушал явно невнимательно. Наконец его терпение кончилось, он выпроводил дежурного.