Читать книгу "Царица Пальмиры - Бертрис Смолл"

Войдя в комнату, она заметила в глазах Одената восхищение, и это было ей приятно.

— Оденат, любимый мой! Мне не хватало тебя! Где же ты был эти дни? — произнесла она своеобразным хрипловатым голосом, являвшим собой разительный контраст с ее женственной внешностью, и обняла сына.

Он улыбнулся и увлек ее за собой на покрытую подушками скамью.

— Я был в пустыне, мама, в лагере моего двоюродного брата, Забаая бен Селима. Я пригласил его дочь Зенобию провести лето здесь, в нашем дворце.

Аль-Зена ощутила неприятный холодок, а ее сын довольно уверенно продолжал:

— Я хотел бы жениться на Зенобии, но она еще молода и колеблется. Я подумал, что если бы она провела лето здесь и получше узнала нас, то не чувствовала бы себя так неуверенно. Хотя ее отец может приказать ей выйти за меня замуж, для меня гораздо предпочтительнее, чтобы она сама захотела этого.

Аль-Зена была не подготовлена к новости, которую сообщил ей сын. Ей нужно время, чтобы подумать. Однако она сказала то, что казалось ей совершенно очевидным:

— Оденат, ведь у тебя впереди еще предостаточно времени, чтобы жениться. К чему такая спешка?

— Но, мама, ведь мне уже двадцать пять лет! Мне нужны наследники!

— А как же дети Делиции?

— Они — мои сыновья, но они не могут быть моими наследниками. Ведь они — дети рабыни, наложницы. Ты же все это знаешь, мама. Знаешь, что когда-нибудь я должен жениться.

— Но ведь не на девушке из племени бедави! Оденат, неужели ты не мог придумать ничего получше?

— Зенобия — только наполовину бедави, как и я сам, мама. Он улыбнулся ей немного печально. Он прекрасно знал о ее чрезвычайно развитом собственническом чувстве, хотя она считала, что он и не подозревает об этом.

— Ее мать — прямой потомок царицы Клеопатры, а сама Зенобия — прекрасная и умная девушка. Я хочу, чтобы она стала мой женой, и она будет ею!

Аль-Зена попробовала взять другой курс, который дал бы ей время поразмыслить.

— Разумеется, сын мой, я забочусь только о твоем счастье! Несчастная Делиция! Сердце ее будет разбито, когда она узнает, что ей придется уступить другой место в твоем сердце!

— У Делиции нет никаких иллюзий относительно ее места в моей жизни! — резко возразил Оденат. — Ты ведь позаботишься о том, чтобы Зенобию хорошо приняли здесь, не правда ли, мама?

— Раз уж ты так решительно настроен взять ее в жены, сын мой, я буду обращаться с ней как с собственной дочерью, — ответила Аль-Зена.

Оденат поднялся и поцеловал мать.

— А больше я ничего и не прошу у тебя! — сказал он и оставил ее, чтобы навестить свою любимую наложницу Делицию.

Как только он ушел, Аль-Зена схватила фарфоровую вазу и в припадке ярости швырнула ее на пол. Жена! О боги, она так надеялась, что ей удастся предотвратить это! Наследники! Ему нужны наследники для этого города, этой навозной кучи! Пальмира, как бы она ни хвасталась тем, что ее основал царь Соломон, не может сравниться с ее любимыми древними персидскими городами, царством культуры и знаний. Это место, где она находилась в ссылке на протяжении прошедших двадцати шести лет, не что иное, как навозная куча посреди пустыни! Ну что же, ведь пока он еще не женился! Быть может, если она поработает как следует над этой маленькой дурочкой Делицией… Если Оденат желает девушку-бедави, что ж, пусть соединится с ней! Но взять ее в жены?! Никогда!

Делиция тепло приветствовала своего хозяина. Она прижалась к нему всем телом и подняла лицо для поцелуя.

— Добро пожаловать, мой господин! Мне очень не хватало тебя, и твоим сыновьям — тоже.

Он поцеловал ее нежным, но бесстрастным поцелуем. Она — очень милая девушка, но уже давно наскучила ему.

— Вы все здоровы? — спросил он.

— О да, мой господин! Правда, Верн упал и сильно оцарапал колено. Ты же знаешь, ему обязательно хочется делать все то, что делает его брат Лин, хотя тот старше.

Уткнувшись в его ухо, она увлекла его на ложе и сама опустилась вместе с ним.

— Ночи без тебя так длинны, мой господин!

Его переполнил запах ее духов — запах гортензии, и он вдруг почувствовал, что пресытился им.

Он снял ее пухлые ручки со своей шеи и сел. У него не было желания заниматься с ней любовью. Он с удивлением осознал, что не желает заниматься любовью ни с одной из женщин из своего гарема.

Он сказал:

— Делиция, я скоро женюсь. Через несколько дней Зенобия бат Забаай, единственная дочь моего двоюродного брата, приедет сюда, чтобы погостить в нашем дворце. Она станет моей женой, а ее дети — моими наследниками.

— Ее дети — твоими наследниками? А как же мои сыновья?

Ведь они и твои сыновья тоже!

— Ты, разумеется, знала, что дети наложницы не могут наследовать трон Пальмиры.

— Но ведь твоя мать сказала, что мои сыновья — твои наследники!

— Не моей матери это решать! Она — персиянка! Когда она вышла замуж за моего отца, ей следовало бы стать гражданкой Пальмиры, однако она не сделала этого. Она провела здесь всю свою жизнь, всячески принижая мое царство, и ни разу не побеспокоилась о том, чтобы узнать его обычаи. Если бы я последовал ее примеру, она сделала бы из меня самого ненавистного правителя из всех, кто когда-либо правил Пальмирой. Но, к счастью, я последовал примеру своего отца, и он предостерегал меня, чтобы я никогда не женился на чужеземке и моих сыновей не учили ненавидеть то, что достанется им в наследство. Закон говорит об этом ясно, Делиция. Дети наложницы не могут получить в наследство царство Пальмиру.

— Но ведь ты можешь изменить закон, мой господин, не правда ли?

— Я не сделаю этого, — спокойно ответил он. — Твои сыновья — хорошие мальчики, но они наполовину греки. А мы с Зенобией оба из племени бедави, и наши сыновья тоже будут бедави.

— Ты ведь наполовину перс! — упрекала его Делиция, — а мать твоей драгоценной невесты, насколько я помню, гречанка из Александрии!

— Но мы выросли здесь, в Пальмире, и прежде всего мы — дети своих отцов. А наши отцы — бедави.

— Но если следовать этой логике, наши с тобой сыновья — тоже бедави! — возразила она.

Оденат испытал одновременно раздражение и грусть. Ему не хотелось обижать Делицию, но она не оставляла ему выбора. Он молча проклинал свою мать за то, что она осмелилась заронить в женщине напрасные надежды. Теперь он окончательно понял, почему Аль-Зена поощряла его связь с бедной Делицией, хотя всегда ненавидела женщин из его гарема — ненавидела и, как он теперь осознал, одновременно боялась. Он вздохнул и спросил:

— Кто были твои родители, Делиция?

— Мои родители? Но какое отношение ко всему этому имеют мои родители?

— Ответь мне! Кто были твои родители? Его голос теперь звучал резко.