Читать книгу "Дети Третьего рейха - Татьяна Фрейденссон"

– Можно я скажу пару слов о Микки? – Старший сын снисходительно улыбается, кивая маме, которая, ерзая, как гиперактивный ребенок, хочет похвалиться им. – Майкл – инженер-эколог. Это его главная профессия, хотя я говорила вам, что он еще и прекрасный бас, поет в рок-группе. (Майкл сдержанно кивает, улыбаясь уголками губ.) К сожалению, по роду профессии ему приходится находиться далеко от Лимы: к примеру, он практически весь прошлый год провел в сельве, лесах Амазонки! (Так вот как он избежал участи Ренцо, мелькает у меня в голове.) Он был и в Пуно, недалеко от Куско. Там находится самое высокое озеро в мире – Титикака, это на границе с Боливией. Наконец-то Майки оттуда вернулся, чему мы с Ренцо безумно рады!

Судя по всему, безумно рада этому обстоятельству только Элизабет: оба таких разных сына сдержанно улыбаются друг другу. Майклу, наверное, тяжеловато находиться рядом с мамой и Ренцо – с ними ему просто не хватает воздуха. Майкл ловит мой взгляд и понимающе улыбается:

– Я попробую рассказать немного… хотя мой английский не так хорош… Я работаю с местным населением, живу с ними. Живу в общинах индейцев. Мы с местными ребятами уже как семья…

– Да-да! – вступает Элизабет в паузе, пока Майкл тщательно подыскивает нужные слова. – Он не дискриминирует коренное население из-за того, что они не слишком образованны. Более того, у этих людей можно кое-чему поучиться. Так что никакого вам расизма, шовинизма и нацизма. Вот в Европе, куда я ездила два года назад, я осознала, что люди до сих пор живут какими-то реалиями прошлого, к примеру нацизмом. Есть даже неонацисты – невообразимо! Тут, в Перу, людей отличает лишь наличие или отсутствие образования. Конечно, у каждой страны свои проблемы: в Перу это наркотики и насилие. Но неонацистов-то нет!

В разговор, вдохновленный примером старшего брата, осторожно вступает Ренцо – он живо реагирует на слово «нацизм». Вижу, в нем еще теплится надежда, что старший брат поможет с переводом. Но на помощь сыну приходит Элизабет:

– Ренцо как раз вспомнил случай, как несколько итальянских туристок, с которыми я познакомилась, спросили: «Как вы можете жить под тяжким бременем своей фамилии и вины?» И я, к их удивлению, ответила: «А с какой стати мне чувствовать себя виноватой? Я никого не притесняла и не убивала!»

Ренцо, воспряв духом, пытается что-то добавить. Дав ему произнести ровно три слова, Элизабет подхватывает:

– Да, точно! У нас тут неподалеку в Сурко есть аптека, которой владеют евреи. Они увидели мою фамилию в документах и задали тот самый вопрос про Геринга. Я, разумеется, родство подтвердила. А они сказали: «Уходите, нам противно, что вы находитесь в нашей аптеке». «Ну, – сказала я, – без проблем. Раз неприятно – я ухожу».

– А я, – замечает Майкл, – как-то в юности познакомился с поляком. Мы были ровесниками. Кажется, звали этого парня Малик. Мы тогда, помню, крепко подружились. И как-то он взглянул в мои бумаги, увидел фамилию мамы, задал вопрос про Германа Геринга – образованный парень. Получив честный ответ, он сказал, что, наверное, не стоит нам так крепко дружить – достаточно просто оставаться знакомыми. Всё потому, что его дедушка погиб в концентрационном лагере и, как Малик признался, в нем живут сильные предубеждения против фамилии Геринг и крови, которая во мне течет. Я не очень понимаю, при чем тут я, какое отношение я в принципе могу иметь к преступлениям рейхсмаршала?! Но были и другие реакции… Помню, как-то познакомился с парнем из Германии – так он был в полном восхищении от моей родословной, стал набиваться в друзья. Такое поведение тоже странно, не находишь?

Понимаю, что Майкл желает услышать мой ответ: «Нахожу, что странно. Потому что, следуя логике твоего польского друга, я имею причины ненавидеть тебя не меньше: ты же понимаешь, сколько миллионов советских людей погибло?»

– Но ты ведь нас не ненавидишь? – уточняет он, глядя на меня в упор.

– Нет, – пожимаю плечами, – с какой стати?

– Видишь ли, – продолжает Майкл, удовлетворенно кивнув, – в Перу, к моей личной большой радости, люди вообще мало интересуются Второй мировой войной. И Геринга совсем не знают. Вот Гитлер – другое дело. Хотя… это уже больше… больше…

– Имя нарицательное, – встревает Элизабет, – Однако же я лично знаю людей, которые называют «Гитлером» собак, кошек и даже детей. Но Гитлер для них скорее персонаж – не фюрер, не идеолог. Они просто знают, что есть такой усатый мужик, который что-то орет с трибуны – и то больше по фильмам.

Майкл соглашается:

– Они не слишком информированы на этот счет. Что касается моего личного отношения к Герману Герингу, то скажу просто: в каждой семье не без урода. Да, есть один такой в роду…

– Но в твоей семье, – замечаю, – есть и Альберт Геринг, который пытался спасать людей во время войны. Просто о нем практически никто не знает.

– Плохие люди более популярны, чем хорошие. Зло привлекательнее, – улыбается старший брат, игнорируя попытки младшего вставить слово. – Криминальные хроники имеют очень высокий рейтинг, а у нас тут в Перу – что ни новости, то непременно кровь и криминал. Почему зрители не интересуются так же сильно чем-то положительным? В свете всего этого Герман Геринг, близкий к Гитлеру, будет всегда намного популярнее своего хорошего брата Альберта. Скажу больше: если бы Альберт не был родным братом Германа, то плевать на него было бы и тем немногочисленным любителям истории, которые о его поступках знают. И тебе тоже было бы плевать.

Майкл прав. И что к этому добавить?

– Да, – соглашаюсь, – вы с братом наполовину перуанцы. Но в вас есть и немецкая кровь. А есть ли какие-то немецкие черты характера?

Замечаю, что Майкл переводит этот вопрос брату. Они оба полминуты что-то обсуждают на испанском, к ним, разумеется, присоединяется Элизабет.

– Семейный совет постановил, – улыбается Майкл, – что есть две черты: это дисциплина и ответственность. Перуанцы (это их национальная черта) постоянно опаздывают и подводят. Не все, разумеется. Но большинство.

– А я… – Элизабет ерзает на диване, мучимая желанием выговориться. – …Генетически скорее чешка, чем немка. Чешская культура мне ближе. Мне нравится быть щедрой. У меня бабушка была очень щедрая женщина, любила помогать людям, наготовить еды и раздать бедным. Немцы же очень покладистые, исполнительные, что ни прикажи, то «яволь!». Прежде чем я на что-то отвечу «яволь!», я сначала должна вникнуть в суть, понять, что, зачем, почему и для чего. И только потом принимаю решение, надо ли мне оно. Мне кажется, Майкл такой же. Он живет в лесах с полудикими людьми, объясняет им, как надо вести себя, когда приходят представители крупных компаний и хотят захватить их земли, чтобы вырубить лес. Он объясняет им, что не надо никого убивать, что есть цивилизованные способы – суды, забастовки. А также – блага цивилизации, которыми они тоже не должны брезговать, – лекарства, например, и прочие полезные вещи.

– Они отличные ребята, эти местные, – добавляет Майкл с теплотой, – конечно, с ними тоже непросто. Чтобы тебе доверяли, ты должен быть рядом. Ты должен уметь делать всё то, что делают они. Жить в их хижинах, есть то, что едят они, а это червяки и личинки. Они срубают дерево, а потом в его коре выращивают червей. И когда черви вырастают, становятся длинными, белыми и жирными, их жарят и едят. И я тоже ем. Это блюдо называется «сури». Местные говорят: всё, что движется по джунглям, – съедобно. Так что человек может есть всё, что движется. Главное – не других людей. Во всех смыслах.