Читать книгу "Алая река - Лиз Мур"

Я заботилась о Кейси, как любящая, но неопытная мать; я безуспешно пыталась оградить ее от опасностей. А Кейси была мне подружкой, и в этом статусе всё толкала меня к своим приятелям, всё социализировала.

Но по вечерам, в нашей общей постели, мы становились самими собой – сестрами-сиротами; мы цеплялись друг за друга, елозили головами, темной и светлой, сбивали в общий колтун распущенные волосы и шепотом перечисляли школьные несправедливости, постигшие нас за день.

Уже будучи подростками, мы продолжали спать вместе, хотя был момент, когда каждой из нас могло достаться по комнате. Но нам тогда и в головы не пришло разделиться. Среднюю спальню – «мамину комнату» – ни я, ни Кейси не рискнули бы занять – она была чем-то вроде музея, в ней жила память о маме. Правда, Ба периодически пускала туда на постой какого-нибудь родственника, согласного платить ежемесячно несколько сотен долларов. А потом ей вздумалось демонтировать кондиционер у себя в спальне, и окно заклинило в открытом состоянии. Ба не стала тратиться на слесаря – она забила окно тряпьем и фанерками, заперла дверь, проклеила щели скотчем и перебралась в среднюю спальню. Скотч, однако, плохо помогал против декабрьских сквозняков; ту зиму мы перемещались по дому, завернувшись в одеяла, словно в тоги.

* * *

Бабушку вечно мучила проблема: с кем нас оставить? В «Гановере» продленки не было, и Ба выкручивалась как могла.

Однажды она прознала о программе Полицейской атлетической лиги. Ходить было недалеко и бесплатно, и Ба нас туда записала.

В двух просторных, с эхом, комнатах, к которым прилагался стадион, мы играли в американский футбол, волейбол и баскетбол. Опекала нас офицер Роза Залески, высокая женщина, явно сама в прошлом и футболистка, и волейболистка, и баскетболистка. Еще нам регулярно рассказывали о пользе школьных занятий и вреде алкоголя и наркотиков. (Об этом мы слышали из уст «завязавших»; наставления сопровождались устрашающими фото и заканчивались лимонадом и печеньем.)

Офицеры Лиги сочетали в себе строгость с отзывчивостью и вдобавок умели увлечь детей. Прежде мы с Кейси знали совсем других взрослых; при них от нас только и требовалось, что «вести себя прилично». Офицеры Лиги приятно контрастировали с этими взрослыми. Выбрав себе наставника, а точнее – кумира, ребенок ходил за ним по пятам, во всем подражая ему. Таким образом, у каждого офицера быстро формировался свой отряд; со стороны наставник и воспитанники больше походили на утиное семейство. Кейси боготворила вечно замороченную Олмуд, миниатюрную женщину с буйным чувством юмора. Офицер Олмуд, не стесняясь, выражала недовольство «недоделанным миром, полным недоделков» и трунила над «кучкой придурков» – так она называла своих подопечных, почему-то провоцируя их истерический хохот. Кейси мигом «слизнула» у Олмуд и походку, и интонации, и вообще все повадки. Пыталась она и выражаться афоризмами, как Олмуд, причем при бабушке. Правда, та живо пресекла эти попытки.

Мой кумир не привлекал к себе столько внимания.

Офицер Клир поступил в Лигу совсем молодым. Ему было всего двадцать семь лет. Но мне эти двадцать семь казались глубокой зрелостью, предполагающей развитое чувство ответственности. У офицера Клира был маленький сынишка, о котором тот с восторгом рассказывал; но обручального кольца он не носил, ни о жене, ни о подруге не упоминал. Устроившись в уголке просторной, как кафетерий, комнаты, где мы делали домашнее задание, офицер Клир утыкался в книгу. Время от времени он поднимал взгляд над страницей, озирал нас – не шалим ли? не отвлекаемся ли? – и снова возвращался к чтению. Длинные голенастые ноги у него, вероятно, затекали, и он их то вытягивал, то закидывал одну на другую. Довольно часто Клир вставал и обходил нас по одному, склонялся над каждым, спрашивал, что задали и все ли получается, и указывал на ошибки. Он был строже всех офицеров в Лиге. Не хохмил с детьми, как другие. Лицо его почти постоянно выражало задумчивость. Кейси офицера Клира на́ дух не выносила.

Зато я жизни без него не мыслила. Офицер Клир внимательно выслушивал каждого, кто бы к нему ни обратился; глядел в глаза и чуть кивал – дескать, понимаю, всё понимаю. И вдобавок он был красивый. Черные волосы зачесывал назад, ба́чки носил самую чуточку длиннее, чем, наверное, полагалось по уставу (в 1997 году бачки были в тренде). Сдвигал темные брови, если какой-либо пассаж в книге казался ему особенно интересным. Плюс высокий рост, широкие плечи и легкий налет старомодности – словно Клир шагнул в эту казенную комнату прямо с экрана, прямо из фильма тридцатых-сороковых годов. Да еще учтивость. Однажды Клир придержал для меня дверь и, пока я стояла, совершенно опешившая, принялся нахваливать мою прилежность в занятиях, называя ее «редкостным даром». Поскольку я не двигалась с места, он простер вперед руку – мол, после вас – и чуть нагнул голову в галантном поклоне. Я была потрясена. С тех пор каждый день я занимала место всё ближе к офицеру Клиру, и вскоре нас разделял лишь узкий проход между столами. Сама я с Клиром никогда не заговаривала – только еще тщательнее и внимательнее делала домашние задания в надежде, что Клир заметит и при всех похвалит мое усердие.

Наконец надежда оправдалась.

В тот день офицер Клир учил нас играть в шахматы. Мне сравнялось четырнадцать. Я пребывала в фазе максимальной закомплексованности. Рта почти не раскрывала; мучилась из-за прыщей, из-за нечистых волос и тела (на водопроводной воде, как и на отоплении, Ба тоже экономила); стеснялась обносков (в благотворительном магазине Ба вечно доставались вещи либо на два размера больше, либо на два размера меньше, чем надо).

Но, страдая по поводу внешнего вида, я чрезвычайно гордилась своим умом. Мне нравилось воображать ум великолепным драконом, спящим на куче сокровищ, охраняющим эти мои тайные сокровища от всех, в первую очередь – от Ба. На них я уповала, ибо верила: однажды они спасут нас обеих – меня и Кейси.

В тот день, невероятным умственным усилием, проявив чудеса сосредоточенности, я обыграла почти всю нашу группу. Нас, полуфиналистов, осталось четверо. Все взгляды были устремлены к нам, а взгляд Клира я ощущала на физическом уровне, хотя сам офицер стоял где-то сзади, невидимый мне. Сутулой спиной, торчащими лопатками я чувствовала: вот он, здесь, совсем рядом – высокий, широкоплечий, прочный, как скала. Вот он затаил дыхание. Вот выдохнул. Вот снова затаил.

Я вышла в финал.

– Отличная работа, – прокомментировал офицер Клир, и я расправила плечи и тут же снова их ссутулила. Всё это молча.

И вот решающая игра – с мальчиком старше меня, «сделавшим» половину отряда. Он, тот мальчик, уже несколько лет серьезно занимался шахматами. Он и меня вмиг «сделал».

Ребята расходились по домам, но офицер Клир медлил. В итоге мы остались наедине – он, высокий, сильный, уперевший руки в бока, и я – выдохшаяся после матчей, пунцовая под его взглядом, не смеющая поднять глаз.

Офицер Клир медленно протянул руку, взял моего поверженного короля, сделал им правильный ход. Затем опустился на колени передо мной, сидевшей за столом, и тихо спросил: