Читать книгу "Островитянин - Томас О'Крихинь"

– А раз уж тебя вовсе не коробит такая странная картинка с этой стороны, так ты не стесняйся, погоди, я тебе зад покажу.

– Как по мне, то тебе уж с любой стороны давно пора обсохнуть.

– Ну, если б у меня кожа была, как у тебя, – жирная да скользкая, – может, я бы и впрямь высох в два раза быстрее.

В этот раз она тоже потупилась и отвернулась, как и прочие. Король воротился ко мне, он уже накинул на себя одежду.

– Это что же, на тебе еще ничего нет?

– Нет. Куда мне торопиться? – ответил я. – У меня тут и солнышко, и тепло.

– У тебя что, совсем перед бабами стыда нет, раз ты тут такой догола раздетый?

– А что им вообще здесь делать? У самих у них никакого стыда нет, хотя и надо бы. А ты перед ними, как я погляжу, вовсе не солдат. Странно даже, как это они тебя голым по холмам не погнали, – сказал я ему.

А той бойкой, что стала со мной пререкаться, интересней было гулять, чем замуж, что поведение ее как раз ясно показывало.

– Пойдем отсюда, – сказал Король. – Приманок на сегодня у нас уже достаточно. У меня два хороших краба, и у тебя два. Вот и хватит с нас.

Мы пошли прочь со скал. Ему нужно было подняться обратно в деревню, чтоб захватить леску и крючки, но вернулся он очень быстро. Мы направились на запад, к мысу Дунхлй, по имени поэта с Бласкета[38]. Ставрида у нас клевала здорово, и мы вытащили особенно хорошую пестроголовую рыбину. Наконец, когда я сам стал закидывать, мне в руку впился, само собой, крючок. На этом плакала моя рыбалка. Королю пришлось срезать ножом поводок, который крепил крючок к леске. Из пальца у меня торчал крючок, с которого свисал кусок поводка. Мне было не очень больно, потому как крючок засел не слишком глубоко. У нас вышло сорок ставрид, по двадцать на каждого. Король забрал их к себе домой, и мы разделили улов между нашими семьями. Крючок вытащили сразу. Кать взяла бритву и вскрыла нарыв.

Больной палец

Палец у меня разболелся не на шутку, так просто не перетерпишь. Томас Лысый бывал у нас каждый вечер, пока не наступало время сна. В компании с ним было славно, и я почти не чувствовал, как болит палец, пока он рассказывал о превратностях жизни, какие ему пришлось выстоять. Хотя отец был с ним почти что одного возраста, он и вполовину не умел так же хорошо рассказывать истории и припоминать все на свете.

– Интересно, – однажды вечером спросил его мой отец, – а что за разлад случился между приходом Дун-Хын и приходом Балиферитер, который еще длился так долго?

– О, – сказал Томас Лысый, – а ты никогда не слыхал про лодку с Черных Полей[39]?

– Слыхал порядочно, – сказал мой отец, – только сейчас плохо помню.

– Разбился корабль к северу от Бегниша[40], а к нему подошла лодка из Дун-Хына. Люди поднялись на борт и перенесли с корабля на свою лодку все, что хотели. Потом туда же направилась другая лодка, с Черных Полей, это такая деревня в приходе Феритера на севере; и было их вместе в этой лодке двадцать и один человек, все – лучшие люди, цвет своего прихода. Они шли без остановки, покуда не достигли затонувшего корабля. Эти тоже стали выносить вещи, какие раньше не забрали люди из Дун-Хына. И в конце концов натаскали столько, что перегрузили свою лодку, и герои потонули, все двадцать один, вот и не осталось никого, чтобы рассказать про них историю. А последние двое, те, которые сбрасывали вещи с корабля, так и остались на нем навсегда.

– Так, может, те двое так на нем до сих пор и живут? – сказал я Томасу Лысому.

– Послушай, олух! Этот корабль разлетелся в щепки еще тем же вечером у Вороньего камня!

– Ну и, – снова обратился мой отец к Томасу, – отчего же северяне после этого так надолго невзлюбили людей из Дун-Хына?

– Э, да вот оттого, милый мой, что те не вытащили никого из моря и отпихивали их веслами, когда бедолаги звали на помощь и молили втянуть их в лодку. И даже втягивали весла, за которые те хватались, пытаясь бороться с течением.

– Но разве не странно, что не спасли хотя бы кого-то? Хотя, конечно, их лодка не могла забрать всех вдобавок к тем, кто в ней и так уже сидел? – спросил отец.

– Они не могли забрать их всех. Больше того, они не собирались этого делать вовсе, потому что поднимали на них руку, пока те были еще живы, забирали из лодки все, что только было нужно или просто приглянулось, и не позволяли им подплывать к кораблю, когда те перевернулись.

– Но ведь наверняка команды двух лодок были друг с другом в родстве, некоторые-то уж точно были.

– Были, – ответил Томас, – и кое-кто даже в очень близком родстве. И это чуть было не нанесло лодке непоправимый вред. Там был один мужик, который попытался втянуть своего родича в лодку, когда тот мертвой хваткой вцепился в весло. Но капитан остановил его и сказал: «Все один за другим станут спасать своих родственников, и тогда лодка не выдержит». Погибли все двадцать один, кто был на лодке с Черных Полей, а лодка из Дун-Хына благополучно пришла домой вместе с командой, и с ними множество вещей с корабля.

– Ох и большая же ненависть была к ним, должно быть, у людей с севера!

– Большая, – ответил Томас. – Когда пропала та лодка, в приходе Феритера осталось шестнадцать вдов.

– И, должно быть, они высматривали тех, кто это сделал, и на мессе, и на ярмарке.

– О, что ты, – кивнул Томаc. – Еще как. Являлись с севера в ночную пору, вламывались прямо в дом, забирали себе все, что только видели, а хозяев того дома избивали смертным боем. Убили славного юношу, сына моей родственницы с хутора у Мельничного брода, потому как им нечего было у нее взять, женщина она была очень бедная. И в каждый ярмарочный день в Дангян-И-Хуше находилось по шесть-семь человек из Дун-Хына, кому пора было звать священника, когда заканчивались дневные драки.