Читать книгу "Дверь на двушку - Дмитрий Емец"

Кавалерия усмехнулась:

– Не полетит, говоришь?

– Не полетит! Яра очень правильная мать! Окна не открывать, воду в ванночке градусником мерить! Да она со мной недавно даже на улицу не пошла! Сказала: ветер, ребенку холодно.

– А куда ты собирался? – вскользь поинтересовалась Кавалерия.

Ул потер лоб:

– Кажется, на строительный рынок… Думал, на детской коляске цемента чуток подвезти…

Кавалерия развернула его за плечи и подтолкнула в сторону дома:

– Иди давай за Ярой! Покупка цемента – чудная программа для прогулок! Неудивительно, что сразу поднимаются страшные холодные ветры! У меня, конечно, давно не было маленьких детей, но я запомнила, что если мать чего-то очень хочет, то и детям это тоже почему-то полезно. Я звоню Лехуру и начинаю собираться сама!

– Вы думаете, она согласится? – усомнился Ул.

– БЕГОМ!!!

Через пять минут Ул был уже дома. Яра в Москву лететь отказалась наотрез, заявив, что это бред, что ей малыша кормить, купать, укладывать, но при этом Ул обнаружил, что она почему-то быстро одевает ребенка и прикидывает, как всунуть его в «кенгуру».

– Это что такое? – спросил Ул ошарашенно.

– Где? Что? – всполошилась Яра.

– Руки твои что делают?

Яра посмотрела на свои руки и на короткое время убрала их за спину.

– Ничего! – произнесла она тоном БаКлы, перед которой кто-то сильно провинился. – Никуда я не полечу! Ты пегов привел?

– Нет пока.

– Так чего ты ждешь?! Что ребенок вспотеет?! Зачем же я его одевала?!

– А ветер? – сказал Ул, хотя это была явно материнская реплика.

– Какой ветер? Ну, я намажу малышу щеки кремом! И учти: если из-за тебя я простужу ребенка, я тебе этого никогда не прощу! – заявила Яра, немного помедлив.

Ул потрогал себе лоб. Следить за перескоками женского сознания ему было все сложнее и сложнее.

– Хорошо, – согласился он. – Ну ты, Яра, чудо былиин, зажигаешь!

В ШНыр Ул телепортировался, зная, что там легко подзарядит нерпь, и вскоре ехал через поле на Азе, ведя с собой в поводу Цезаря для Кавалерии и Миниха для Яры. Кавалерия и Яра, уже созвонившиеся и встретившиеся, поджидали его на окраине Копытово, чтобы никто из местных не увидел пегов. Впрочем, в Копытово к пегам начинали уже привыкать. Врач местной амбулатории как-то доверительно сообщил фельдшеру:

– Интересный факт, Григорий Иванович! Во всех подмосковных поселках стандартно ловят белочку, а у нас видят крылатых лошадок!

– А еще крылатого ослика и дядечек с секирами! – радостно произнес Григорий Иванович.

Врач вздохнул, задержал взгляд на красных крыльях носа своего фельдшера и, тронув его за рукав, добавил:

– И еще я хотел попросить вас, Григорий Иванович: верните мне, пожалуйста, ключ от шкафа с лекарствами! А то у закрытого спирта слишком высокая скорость самоиспарения!

Яра стояла с малышом и подпрыгивала. Женщины, надевающие «кенгуру», всегда подпрыгивают, иногда даже выше, чем это требуется в интересах укачивания. Видимо, следуя теории Станиславского, невольно входят в образ.

Увидев старину Миниха, Яра перестала подпрыгивать и опасно уставилась на Ула.

– Это что? – спросила она тоном гонщика, которому вручают ключи от «Запорожца».

– Но ты же просила кого-то поспокойнее?

Яра недовольно засопела и полезла на Миниха. Ножки ребенка задевали седло, но Яра их чуть расставила, и получилось, что малыш тоже сидит в седле. При этом он ухитрялся спать, как монгольский всадник во время долгих переходов.

– Ну просто Чингисхан! – сказала Кавалерия.

Яра с опасной внимательностью поглядела на широкое, ни в одну паспортную фотографию не вмещающееся лицо супруга.

– Уж да уж! И в кого бы уж! – сказала она.

До Москвы они летели на небольшой высоте. У Яры замерзли руки, лицо, шея, и она то и дело трогала пальцем ребенка, проверяя, не превратился ли он в ледяной истуканчик. Но малыш, покрытый толстым слоем крема, спокойно спал, ровно дыша красным, похожим на кнопку носом.

Пегов посадили в парке недалеко от Склифа и покрыли их попонами, потому что в центре Москвы нет таких парков, где каждую минуту не попадался бы собачник, мамочка с коляской или юная парочка, пришедшая на первое в жизни свидание, заблудившаяся, не знающая, о чем говорить, замерзшая и уже успевшая частично рассориться.

Еще несколько минут прошли в поиске, к чему привязать пегов. Пег – животное сильное. Если его испугать, он встает на задние ноги и откидывается назад – и тогда вырвет доску из любого забора. Но Ул был человек опытный. Он еще в ШНыре, седлая пегов, поддел под уздечки недоуздки. Пеги от этого приобрели сельский вид, потому что это в селах не снимают недоуздки месяцами, зато за недоуздок их можно было нормально привязать.

Аза и Цезарь встали рядом без проблем, а вот Миних, хоть и чистился в старых безобидных табуретках, был препротивный тип. Он подкрался к Азе, тяпнул ее за круп тупыми зубами, потом отскочил от взвизгнувшей кобылы и с таким невинным видом стал созерцать проезжающий автомобиль, словно собирался написать о нем диссертацию.

Вскоре Кавалерия, Ул и Яра были уже на проходной Склифа. Тут у них возникли сложности с охранником. Вид у них, прямо скажем, был подозрительный – все в какой-то пене и шерсти, – да и паспортов с собой ни у кого не оказалось. В общем, неблагонадежные люди. Лехур был на операции и выручить их не мог.

Яра увидела, как Кавалерия быстро коснулась серебряной руки на нерпи, после чего собственная ее рука на несколько секунд исчезла. Вслед за тем на мониторе, на который сводилось изображение с охранных камер, начало твориться натуральное безумие. Хлопали двери, распахивались окна, камеры кто-то закрывал рукой и загораживал. Потом перед одной камерой проплыл по воздуху пустой белый халат, который несла одинокая словно отсеченная рука, а перед другой заплясал превратившийся в змею распущенный бинт.

Ошалевший охранник схватился за рацию, однако сообщать о летающих стульях и пляшущих бинтах дальновидно не стал и, крикнув «Никуда не уходить! Ждать здесь!», умчался вместе со своим напарником.

Кавалерия, Ул и Яра преспокойно проследовали к лифту. Вскоре они уже сидели в кабинете Лехура и ждали, пока он вернется с операции. Кабинет у Лехура был небольшой, с одной стороны настолько лишенный индивидуальности, насколько лишен ее типовой кабинет врача в большой столичной клинике, а с другой – индивидуальность все же имеющий. Кресло у Лехура было деревянное, вырезанное из причудливых красных корней. На стене над столом висела странная маленькая подкова с шипами, которую Лехур нашел в старых окопах на Волоколамском шоссе.

Лехур обожал испытывать своих гостей на сообразительность, спрашивая у них, что это за подкова. Большинство гостей терялись, но порой кто-то и догадывался. Узнав место, где была найдена подкова, отвечали, что это горная подкова вьючного немецкого мула, павшего осенью сорок первого года. У немцев таких мулов были десятки тысяч, а еще больше – у румын и итальянцев.