Читать книгу "Дочь любимой женщины - Денис Драгунский"

– Ага, – вздохнул Рома. – Ноги! Легко сказать. А куда? На улицу?

– Погоди, – задумался Коля. – Я всё Маше расскажу. Прямо сегодня вечером. Попрошу, она даст денег, чтоб ему снять квартиру на первое время… Обязательно даст. Она понимает. Она мне сама говорила, что от лузерок надо спасаться, пока цел. Я прямо разволновался. Друг на глазах погибает! Возьму еще двойной эспрессо!

– Говорят, портит кожу лица, – задумчиво предостерег Рома.

– Плевать! Что я, не мужик? – и Коля махнул рукой бармену.

При чем тут дети?

бочонок, кажется, амонтильядо

– Почему я должен заботиться о чужих детях? – произнес мой собеседник даже с некоторой презрительной брезгливостью на лице.

Нет, разговор шел отнюдь не о том, что он женился на женщине с детьми и теперь не хочет их кормить-поить-одевать.

Разговор шел совсем о другом. О том, что ему наконец, после стольких лет выжидания, представился случай «нанести ответный удар». Проще говоря, отомстить человеку, который несколько лет назад его даже не то чтобы подвел – опрокинул просто. Я помню эту маленькую катастрофу; ему тогда было очень тяжко.

И вот час настал. Он может сделать так, что его врага выгонят с работы, а на другую вряд ли примут. Во всяком случае, в обозримом будущем.

– Я уже решил. Завтра дам указание, – улыбнулся он. – А послезавтра он полетит вверх тормашками.

Вспомнилось, что «месть – это блюдо, которое нужно есть холодным».

Впрочем, ни о чем особо страшном речь не шла. Просто человека выгонят с очень теплого, денежного и престижного места и не скоро возьмут на такое же. Наверное, у него возникнут трудности с ипотекой, if any. С оплатой дорогой частной школы для детей. С летним отдыхом, с обновками и даже, возможно, с вкусной и недешевой едой, которую они привыкли есть. В общем, его дети вдруг очутятся в семье с материальными проблемами.

Вот это меня, человека сентиментального, чуточку смутило.

– Но его дети-то ни в чем не виноваты! – сказал я и объяснил, что я имею в виду.

Он возмутился и сказал вот ту самую фразу:

– Почему я должен заботиться о чужих детях?

Помолчал и добавил:

– Я читал твой роман «Дело принципа». Длинновато, прости меня, как-то вязко, но там был один важный момент. Там у тебя злой дедушка сжег бандитскую деревню – целиком. Вырезал и сжег. Внучка спрашивает: «Вместе с малыми детьми?» Дедушка отвечает: «Они сами приговорили своих детей». Вот так. Понял?

– Значит, это я тебя подучил? – сказал я.

– Да прекрати. Я шучу. Но если серьезно: что за манеры от своей подлости заслоняться своими же детьми? Женился на красотке, наплодил пупсиков, – мой собеседник распалялся всё сильнее, – наряжает их в красивые шмоточки, возит их на машине в дорогую школу, а я теперь не моги его с работы выгнать? Потому что его пупсикам станет не так комфортно жить? Бред какой-то!

– Ты ему просто мстишь, – сказал я.

– Да, разумеется! – ясно улыбнулся мой собеседник. – Месть является важнейшим социальным регулятором.

* * *

Верно. Месть, повторяю вслед за своим приятелем, – это важнейший социальный инструмент. Жесткая сдержка и необходимый противовес для всех жрецов «ничем не стеснённой свободы поступка».

Но я не спросил своего собеседника о главном. Не задал вопроса, который беспокоил героя знаменитой новеллы Эдгара По.

Тот, кому адресована месть, тот, который завтра полетит со своего денежного и престижного местечка вверх тормашками, а через три месяца будет отчаянно и безуспешно добывать деньги на поддержание прежнего уровня жизни, – он будет знать, за что ему такое несчастье? Он будет понимать, что это ему в ответ на предательство-вредительство двадцатилетней давности? Или будет просто клясть судьбу и искать интриганов среди сослуживцев? Еще найдет, чего доброго!

Мне кажется, что должен знать. Иначе это не месть, а незнамо что. Просто мелкая (ну, или крупная) гадость.

Вот вам рассказ другого моего приятеля.

Чтоб не путаться в косвенной речи – от первого лица.

* * *

«Один человек увел у меня женщину. Жену, хотя мы не были повенчаны-расписаны. Но мы жили вместе уже года полтора, и все это знали, и приходили к нам в гости, и называли нас во множественном числе: пойдемте к таким-то. То есть воспринимали нас как семью.

И вот тут появился он. Мы жили скромно, а он был гораздо богаче нас. Мы были самые обычные люди, а он в свои тридцать был уже весьма известен. Кроме того, он был красив, говорлив, весел, умел производить впечатление. Его к нам привел один мой друг – наверное, чтобы похвастаться своими блестящими знакомствами.

Он сразу, я это заметил, положил глаз на мою жену. Она была не то чтобы очень красива, но мила, молода, изящна. Ах, дружочек, в двадцать шесть мы все такие. Но я не придал его легкому ухажерству никакого значения. Наверное, напрасно.

Потом – как я позже выяснил – он стал ей звонить, добиваться встреч. Она была хорошая женщина, но слабая, наверное. Она не смогла устоять перед этим напором галантности, букетов-ресторанов, перед этой дверцей в красивую жизнь, которую он перед ней приоткрыл. Короче говоря, он ее соблазнил, она ему поддалась, а я, когда узнал обо всем, сказал ей, что она свободна.

Она радостно убежала – так радостно, что я боялся, не закружится ли у нее голова, не споткнется ли она, когда будет бежать к нему, – но через неделю, конечно же, он ее бросил, и она пришла назад. Ко мне.

– Что тебе здесь нужно? – спросил я ее в прихожей (она открыла дверь своим ключом).

– Я пришла домой, – тихо и, казалось, сухо сказала она.

– А, вот оно что… – сказал я. – Ты уверена, что не ошиблась дверью?

Она заплакала и попросила прощения. Сказала что-то насчет беса, который попутал. Слава богу, она не назвала его подлецом. Этого бы я не выдержал.

Да, я ее обнял и поцеловал, и мы даже легли в постель, и, кажется, у нас что-то получилось. Но с трудом. Этот случай был, даже не знаю, как дохлая жаба в очаровательном дачном пруду. Ну представь себе: такой чистенький прудик с прозрачной водой, по бокам цветочки, рядом скамеечка, кирпичная дорожка, чудный мещанский уют, хочется сидеть на скамейке с милой девушкой и шептать ей о любви – а посредине этого пруда плавает громадная дохлая раздувшаяся почерневшая вонючая жаба…

Так что мы все-таки расстались. Не смогли перешагнуть.

Вот. Шли, как ты понимаешь, годы. Смеркалось. Я послеживал за этим человеком. Он красиво старел, он процветал, он женился на красавице на восемнадцать лет моложе, она родила ему ребенка, потом еще одного, вот ему уже пятьдесят, а ей всего тридцать два, красивая пара, счастливая семья…

И вот тут, как в пьесе Лермонтова “Маскарад”, из-за кулис появляется плюгавый лысеющий мститель.