Читать книгу "Наследники исполина - Ольга Игоревна Елисеева"

Впрочем, венцом всех неурядиц стала брачная ночь. Недели за две до свадьбы Екатерина Романовна вдруг опять начала с трудом переносить суженного. И Михаил Иванович понял: бедная девочка панически боится грядущей близости с человеком совсем ей не милым.

Накануне венчания привезли из дворца дивную диадему-гирлянду, бриллиантовый букет на корсаж свадебного платья и пару серег в виде цветов. Все, кто сидел за столом, затаили дыхание. Но Екатерина Романовна при виде драгоценного подарка милостивой крестной вдруг залилась слезами и опрометью выбежала из столовой.

Свадьба прошла как один взмах ресниц. Михаил не помнил, как держал свечу, как ехали домой, садились за столы…

Часов в десять гости отпустили молодых. У порога их осыпали пшеном. В спальне душно пахло хмелем. Екатерина Романовна, враждебно нахмурившись, стояла посреди комнаты, явно не намеренная без боя исполнять супружеский долг.

— Петуха зарезали? — мрачно осведомился князь.

— А? — Не поняла она. — Какого петуха?

«Черт, — выругался про себя Дашков. — Дурацкий обычай! Петр Алексеевич, блаженной памяти, натащил всякого дерьма…» В столице свято соблюдался старый шведский ритуал, по которому молодые придворные на следующий день после свадьбы посылали государю свою простынь в серебряном ларце. В Москве этого не было. Проворные маменьки всегда умели подстраховать дочек склянкой петушиной крови под подушкой. В остальном надеясь, что молодые сами придут к согласию не открывать бесчестья жены, ради сохранения чести мужа.

Но о хладнокровной злючке Воронцовой, за версту отпугивавшей мужчин, никто не позаботился. Зачем? Она чиста как горная вершина! Пятна и так будут.

— Я не насильник, сударыня. — Михаил Иванович подошел к кровати, оперся на нее коленом, подтянул рукав и, достав из кармана перочинный нож, хладнокровно полоснул себя чуть выше запястья. Кровь густо закапала на душистую белую простыню.

— Не многовато? — озабоченно спросил он и припал губами к ранке. Правой рукой князь стал судорожно рыться в кармане, ища платок.

— Вот возьмите. — Екатерина Романовна, вся дрожа протянула ему свой. — Дайте мне, у меня лучше получится.

Она неловко перетянула рану и села рядом на кровать.

— Простите меня, — тихо произнесла девушка. — Я так виновата перед вами. Слезы сначала закапали, а потом полились у нее из глаз. — Я скверная, глупая. Простите меня. Вы так великодушны ко мне. — Она уже рыдала, и беззлобный Дашков обнял свою непутевую жену, чувствуя боком, как дрожит ее тело.

Тогда ли князь полюбил Екатерину Романовну? С точностью он сказать не мог. Когда через неделю прислуга вновь обнаружила на белье молодых ржавые мазки, она была чрезвычайно озадачена.

* * *

С траурного дежурства Дашкова вернулась домой в легком жару. Она решительно отказалась послать за доктором и легла в постель, бессвязно повторяя: «Что теперь с нами будет?» Часа через два, превозмогая страшную слабость, княгиня встала, сунула ноги в теплые сапоги, закуталась в шубу и села в карету. Ее поминутно бросало то в жар, то в холод. Шепча: «Его не потерпят. Я не хочу быть из последних», — она покинула карету в некотором отдалении от дворца на Мойке. Екатерина Романовна пешком миновала улицу и вошла в здание. Было 12 часов. По маленькой лестнице она поднялась в покои императорской четы и остановилась в нерешительности.

— Уж не воры ли? — камер-фрау Шаргородская появилась в сенях.

— Екатерина Ивановна, какое счастье, что я вас застала! — Дашкова кинулась к ней. — Мне нужно видеть государыню.

— Она уже в постели, — растерялась женщина, — Я попробую доложить…

«Носит тут по ночам…» — услышала княгиня заглушенные шаркающей походкой слова.

Света не зажигали.

— Впустите ее скорее! — донесся громкий встревоженный голос императрицы. — Не дай Бог, простудится!

Екатерина действительно была уже в постели и вид имела несколько вспугнутый. От внимательных глаз Дашковой не укрылось, что одеяла и подушки царского ложа слегка разметаны, точно императрица сейчас каталась по кровати. Сама имея сильные страсти, княгиня немедленно приписала такое поведение безысходному горю.

Она рухнула перед государыней на колени и, нежно сжав ее руки, уставилась в лицо своего кумира.

— Я пришла…

— Ничего не желаю слушать, пока вы не согреетесь, — государыня усадила княгиню на кровать и сама укутала ей ноги одеялом. — Вы вся дрожите, душа моя. Что стряслось? Катерина Ивановна, любезная, принесите горячего чаю, у этой девочки зуб на зуб не попадает.

Шаргородская возникла на пороге с подносом лимонных кексов и двумя чашками чая.

— Пейте и рассказывайте, — приказала императрица.

— Я была нынче у великого князя, прошу прощения, у императора, — отхлебывая, начала Дашкова. — Это ужасно. Этому нет оправданья. Он надругался над самыми святыми чувствами своих подданных!

«Сумасшедший дом», — подумала Като.

— Стыд-то какой! Дядя сегодня сказал мне, что ваш муж уже вошел в сношения с прусским двором и намерен заключить союз с Фридрихом над еще не остывшим телом нашей дорогой государыни!

«Проснулись…»

— Что будет с нашей родиной? Что будет с вами? Чем можно рассеять тучи, сгущающиеся над вашей головой? — Дашкова поставила чашку на поднос и в упор посмотрела на императрицу.

— Дорогая княгиня, не распаляйте себя так. Это может повредить вашему здоровью, — произнесла Екатерина, лихорадочно соображая, что ей все-таки ответить.

— Доверьтесь мне, умоляю вас, — со слезами на глазах прошептала Дашкова. — Я заслуживаю этого. Скажите, каковы ваши планы? Могу ли я быть полезна? — С этими словами княгиня вновь соскользнула с кровати и обняла ноги императрицы.

— Дитя мое, встаньте. — Като поспешно подхватила ее. — Из-под полу дует. — Она почти силой вернула гостью на место. — Я верю в вашу искренность. Но мне остается уповать только на Бога. У меня нет планов. Я покорюсь судьбе, какой бы она ни была.

— В таком случае за вас должны действовать ваши друзья. — княгиня решительно встала. — И клянусь, я не останусь позади других ни в преданности, ни в жертвах, которые готова принести вам и Отечеству.

Екатерина залилась слезами и, тоже встав, прижала руки Дашковой к своему сердцу.

— Ради Бога, княгиня, не подвергайте себя опасности из-за меня. Вам 17 лет. У вас двое детей, муж, который вас обожает, родные… Подумайте о них!

— Есть вещи, сударыня, — торжественно произнесла Дашкова, — которые превыше моей и даже вашей жизни. Так уж случилось, что ваши беды сопряжены с бедами нашей Родины, и перед Богом вы не имеете права отказаться. Прощайте. — Она склонилась перед императрицей в глубоком поклоне и поспешно вышла из комнаты.

Като вновь опустилась на кровать. Лицо ее потухло.