Читать книгу "Логово - Дин Кунц"

Проходя под этой печальной фигурой, он подумал: «Я – единственный настоящий демон, когда-либо посетивший это место!» Мысль эта ему очень понравилась. Давным-давно он перестал называть себя данным ему при крещении именем, а предпочитал дьявола, о котором вычитал в книге о сатанизме. Вассаго. Имя одного из трех самых могущественных князей Ада, равных по силе самому Его Величеству Сатане. Вассаго. Он упивался звуком этого имени. Когда он произнес его вслух, оно так легко скатилось с его языка, что, казалось, он никогда не мог раньше отзываться на другое имя.

– Вассаго!

Гулкое эхо, отразившись от бетонных скал, разнеслось по пещере:

– Вассаго!

7

– Восемьдесят градусов.

– Должно бы уже начаться, – заметил Кен. Взглядываясь в экран мониторов, Кари сказала:

– Увы, линии абсолютно ровные.

Ее длинная, лебединая шея была так нежна, что Джоунас без труда различал биение пульса в каротидной артерии.

Он перевел взгляд на шею покойника. Там пульса не было.

– Семьдесят пять минут, – объявила Джина.

– Если он оклемается, можно регистрировать официальный рекорд, – сказал Кен. – Придется отпраздновать, надеремся до чертиков, обрыгаем себе все ботинки, в общем, будем веселиться от души.

– Восемьдесят один градус.

Джоунас буквально онемел от расстройства, боясь, что, если произнесет какой-то звук, это будет либо грязное ругательство, либо низкий свирепый рев дикого зверя. Они ведь все сделали правильно, но все равно проиграли. А проигрывать он ненавидел. И ненавидел Смерть. И ненавидел ограниченные возможности медицины, и пределы человеческих знаний, и свою собственную ущербность.

– Восемьдесят два градуса.

Вдруг мертвец судорожно глотнул воздух. Джоунас дернулся и быстро посмотрел на мониторы. ЭКГ регистрировала спазматические сокращения сердца пациента.

– Поехали, – сказала Кари.

8

Фигуры-роботы грешников, числом более ста в лучшие времена Ада, исчезли вместе с одиннадцатью демонами, а с ними канули в небытие стенания и плачи, раздававшиеся из их динамиков-ртов. Покинутая ими пещера не осталась, однако, незаселенной пропащими душами. Но теперь они более, чем роботы, соответствовали своему назначению и были куда более реальны: коллекция Вассаго.

В центре помещения во всем своем величии восседал Сатана, огромный и страшный. Исполинская статуя Князя Тьмы покоилась в полу, в специальном углублении круглой формы диаметром от шестнадцати до восемнадцати футов. Статуя была поясная, но расстояние от пупка до кончиков торчащих в разные стороны рогов составляло ровно тридцать футов. Когда аттракцион действовал, гигантская статуя находилась в яме глубиной в тридцать пять футов, полностью скрытая под водой озера, периодически взмывая вверх, словно вырастая из-под земли, в каскадах брызг и потоках низвергающейся с нее воды, с горящими глазами, разинутой и ощеренной чудовищной пастью, с острыми, как клинки, клыками и раздвоенным, как у змеи, длинным и тонким языком. Скрежеща зубами, чудище громовым голосом объявляло: «Оставь надежду, всяк сюда входящий!» и сопровождало эти слова диким зловещим хохотом.

Еще мальчиком, когда он был одним из мира живых, еще до того, как стал обитателем приграничной полосы между жизнью и смертью, Вассаго несколько раз побывал в этом аттракционе и катался на гондолах, и в те дни дьявол, искусно сделанный рукой человека, заставлял его дрожать от страха. Но особенно страшился он сатанинского хохота куклы. Если бы каким-то чудесным образом механизмам, приводившим в действие статую, удалось уберечься от коррозии и снова вдохнуть жизнь в гоготавшее чудовище, Вассаго совершенно не испугался бы, так как был уже достаточно взрослым и по опыту знал, что Сатана никогда не смеется.

Он остановился подле возвышавшегося над ним, как башня, Люцифера и оглядел его со смешанным чувством презрения и восхищения. Конечно же, это была аттракционная липа, явно рассчитанная на мокрые от страха штанишки детей и на деланно-испуганные повизгивания девиц, дающие им возможность теснее прижиматься, как бы в поисках защиты, к своим ухмыляющимся ухажерам. С другой стороны, он не мог не признать, что это было вдохновенное творение, так как создатель фигуры Сатаны не пошел традиционным путем, изобразив его эдаким худощавым, с ястребиным носом и тонкими губами Лотарио с прилизанными назад волосиками и остроконечной козлиной бородкой на выступающем вперед, суживающемся книзу подбородке. Вместо этого он сотворил настоящее чудовище, достойное своего титула: это было одновременно и пресмыкающееся, и насекомое, и человек, настолько отвратительный, что вызывал к себе невольное уважение, настолько узнаваемый, что казался почти реальным, и настолько чужеродный, что был действительно страшен. Время, пыль, влага и забвение смягчили кричащие карнавальные цвета и придали статуе степенность и величавость, сродни гигантским каменным изваяниям египетских богов, которые покоятся в занесенных песками пустынь древних храмах.

Не зная, как действительно выглядит Люцифер, и предполагая, что Отец Лжи во многие тысячи раз ужаснее и могущественнее, чем его аттракционное изображение, Вассаго тем не менее находил это сотворенное из пластика и пенопласта чудище достаточно впечатляющим и величественным, чтобы сделать его центром своего тайного существования в этом забытом Богом и людьми месте. У его подножия, прямо на сухом бетонном дне бывшего озера, он и расположил свою коллекцию, отчасти ради собственного удовольствия, но одновременно и как дар божеству ужаса и страданий.

Обнаженные гниющие трупы семи женщин и трех мужчин были выставлены там в самом выгодном, с точки зрения коллекционера, виде: словно десять скульптур, искусно выполненных для музея смерти неким погрязшим в пороке Микеланджело.

9

Маленький судорожный вздох, короткий всплеск сердечной мышцы и непроизвольное сокращение нервных волокон, заставившее разомкнуться и снова сомкнуться, словно лапки агонизирующего паука, пальцы, были единственными признаками жизни, которые проявились у пациента, прежде чем он снова застыл в неподвижной и молчаливой позе мертвеца.

– Восемьдесят три градуса, – сказала Хелга.

Кен Накамура вопросительно посмотрел на Джоунаса:

– Дефибрилляция?

Джоунас отрицательно покачал головой.

– Сердце пока не бьется. Подождем еще.

Кари протянула ему шприц.

– Может, добавим эпинефрина?

Взгляд Джоунаса был прикован к мониторам.

– Нет, подождем. Не воскрешать же его только ради того, чтобы затем вызвать у него сердечный приступ.

– Семьдесят шесть минут, – сказала Джина, и голос ее зазвенел, как туго натянутая тетива, дрожа от возбуждения и какого-то радостного предчувствия, словно она объявляла счет острейшего волейбольного матча.