Читать книгу "Конан Дойл - Максим Чертанов"

В назначенный день две тысячи вооруженных людей (обычные горожане, многие из которых – бывшие фронтовики) под предводительством Фаншоу проводят военную операцию и захватывают в плен всех видных гангстеров и коррумпированных чиновников. Нет, никого не линчуют; Фаншоу произносит перед пленными речь. Чиновников он журит, взывая к их чувству долга перед народом; разоруженным бандитам напоминает, что Америка гостеприимно приняла их всех, когда они бежали от произвола, царившего в их собственных государствах, а они так неблагодарно ей отплатили, и настоятельно рекомендует им покинуть страну – в противном случае честные граждане будут вынуждены принимать соответствующие меры. «В Америке много опасных людей, но нет никого опаснее, чем простой человек, когда его загоняют в угол и у него не остается выхода кроме как постоять за себя».

В 1930-м преступность в Америке, как выражаются журналисты, расцвела пышным цветом; газеты об этом писали, доктор Дойл – читал. А все равно рассказ удивительный. Он удивляет своей схожестью с историями, которые 50 лет тому назад писал Артур Дойл, сидя один-одинешенек в своей новенькой приемной в Саутси и нервно выглядывая в окно в ожидании пациентов. «Чикаго Билл был не только очень высок, но и удивительно силен.» Кид Уилсон – да это ж Мэлони из «Убийцы, моего приятеля»... Юмореска, боксерский рассказ и история о «диком западе». Не очень нам импонируют поиски символики в биографиях, но тут, видно, от нее никуда не деться: замыкался жизненный круг, старый писатель вновь превращался в юношу. С каким вкусом, с каким мальчишеским наслаждением он живописал подробности операции, проведенной ограниченным контингентом честных граждан в американском городке! Воевать очень интересно. Вот если бы собрались все хорошие люди и поубивали всех плохих. А как было бы здорово взять да и разыграть всех нудных старичков-прихожан. Секретные общества, развеселые детские шуточки, костюмированные щеголи-боксеры, бесшабашные головорезы, револьверы, пальба из-за угла, гангстеры в черных лимузинах! И никакой там любви, никаких там занудных бабьих переживаний, никаких туманных призраков; и ни единой грустной нотки, ни полсловечка о спасении души. Бах, бум, трам-тарарам, руки за голову, сдавайся, подлый трус! Как будто в 71 год доктор стал совсем молодым.

Три духовные столицы ждали его осенью. В июне у него было несколько приступов стенокардии. Один раз он шел по коридору – медленно, держась за стену, – и все-таки упал. На шум прибежал дворецкий; доктор попросил ничего не говорить жене. Тем временем в Лондоне проходил очередной процесс против медиума: миссис Кантлон, гадалку, обвинили в запрещенном занятии, ей был предъявлен иск на 800 фунтов стерлингов. Дойл немедленно написал протестующую статью, но этого ему было недостаточно. Он заявил, что поедет в город: лондонское спиритическое общество, председателем которого он был, готовило делегацию к государственному секретарю Великобритании Клайнсу. Врачи негодовали, Джин умоляла. Все равно – собрался, оделся и поехал. Он уже еле-еле ходил. Но делегацию Клайнс принял, а это главное. Дойл рассчитывал дожить до того дня, когда законы против ведьм будут отменены. Не дожил. Последняя английская ведьма, Хелен Дункан, была осуждена по закону 1735 года в 1944-м (за предсказания, связанные с ходом военных действий). В тюрьме ее посетил Черчилль. Когда он выиграл выборы в 1951-м, закон о колдовстве был отменен. По новому закону уголовному преследованию стали подвергаться лжемедиумы – за мошенничество.

Июль начинался уже привычно: приступы чередовались с улучшениями. Доктор не прекращал читать и работать. В те дни он прочел воспоминания Черчилля о Дарданелльской операции, где тот частично признавал свою ошибку, и тотчас отреагировал письмом в «Дейли телеграф»: «Представьте себе ситуацию, если бы мы захватили Константинополь и вывели Турцию из войны. Константинополь был обещан России, и теперь бы нам противостояла могущественная держава, обращенная к Европе по фронту, растянувшемуся от Архангельска до Средиземного моря. Если бы эта держава была большевистской, то ситуация была бы ужасной. Может быть, наша неудача в итоге оказалась благотворнее, нежели успех, если бы мы его достигли, и это является еще одним примером того, как самые умные планы человека были отодвинуты чем-то другим, более мудрым».

Очередной приступ начался в ночь на 7 июля. В Кроуборо не оказалось кислородных баллонов; Деннис и Адриан помчались на машине в Танбридж-Уэллс. Кажется, все обошлось. В половине восьмого доктор пожелал подняться с постели. Ему помогли сесть в кресло. Вся семья была рядом; Джин держала его за одну руку, Адриан за другую. Незадолго до этого он сказал в письме американцу Эрнсту (бывшему адвокатом Гудини), что, возможно, скоро встретится со своим другом и у них наконец-то будет возможность все обсудить. Он сидел, смотрел в окно, слабо шевелил губами. Сказал Джин, что она самая лучшая из всех сиделок на свете. Через час он умер.

Похороны состоялись 11 июля. Проводить соседа в последний путь собрались почти все жители Кроуборо. Цветы и телеграммы прибывали по железной дороге вагонами. Весь парк грузовых автомобилей Кроуборо обслуживал в тот день только одного человека. Присутствовавшие отмечали, что атмосфера на похоронах была скорее торжественная, чем мрачная. Члены семьи не выглядели убитыми. Среди многочисленных венков от домашних наличествовал венок от собаки доктора – ирландского терьера Пэдди. Некоторые гости сочли это проявлением дурного тона.

Панихида прошла 13 июля в Альберт-холле. На ней присутствовали десять тысяч человек. По желанию доктора, его тело похоронили не на кладбище, а в собственном саду, под буками, около розария, в вертикальном положении, как предписывали обряды спиритуалистской церкви (последнюю деталь, впрочем, некоторые исследователи называют глупой выдумкой). Десять лет спустя рядом с ним положили тело его жены. В 1955 году Деннис и Адриан, проживавшие наследство, продали «Уинделшем». Его купила местная администрация – под дом для престарелых. Тела эксгумировали и перезахоронили в одной могиле и в одном гробу – согласно воле Джин, высказанной ею еще при жизни, – в Нью-Форесте, на маленьком кладбище близ церкви Всех Святых в деревне Минстед. Похоронить нечестивого доктора внутри церковной ограды не позволили, и могила находится позади церкви, под большим старым дубом. Потом в разных местах по всему миру устанавливались (и продолжают возводиться) мемориальные доски и памятники. Но все это уже не имело к доктору Дойлу никакого отношения. Он был далеко.

Сразу после смерти мужа Джин сказала репортерам, что она уверена: ни на секунду он не оставит ее. В «Дейли геральд» написали, что Дойл, как Гудини, сообщил жене секретный код, чтобы избежать обмана со стороны жуликов. Разумеется, медиумы по всему миру сообщали о том, что доктор с ними говорил; они и поныне продолжают получать от него послания. Разумеется, леди Джин постоянно общалась с мужем, слышала его голос, он давал ей полезные советы. После ее смерти Деннис и Адриан уже через других медиумов продолжали получать приветы и сообщения от обоих родителей. Обо всем этом написаны тонны статей. Джин-младшая, когда ее впоследствии спрашивали, говорила ли она со своими мертвыми родителями, не желала отвечать на этот вопрос.

«Мальчики говорят, что никто не хочет с ними разговаривать.» Все теории, по словам Воланда, стоят одна другой; есть среди них и та, согласно которой каждому воздастся по его вере. Мы не сомневаемся, доктор, что в том месте, где Вы сейчас находитесь, Вы – как бы ни было там все замечательно и разумно устроено, – нашли кого уврачевать, с кем вступить в перебранку и за кого заступиться. Не сомневаемся, что «там» Вам хорошо. Но, доктор, если бы Вы только знали, как сильно Вас не хватает здесь.