Читать книгу "Белая Богиня - Роберт Ранке Грейвс"

Как же ей тогда поклоняться? Донн предвидел эту проблему в своем раннем стихотворении «Первоцвет». Он знал, что первоцвет посвящен Музе и что «таинственное число» его лепестков — знак женщины. Должен ли он любить шестилепестковую или четырехлепестковую Богиню, которая не больше и не меньше, чем земная женщина? Он выбрал пять лепестков и наукой чисел доказал, что женщина, если хочет, может иметь полную власть над мужчиной. Но об увенчанной лотосами Богине в коринфских мистериях говорилось задолго до того, как эта фраза была отнесена на счет идеально доброго Бога-Отца: «Служение ей есть идеальная свобода»[255]. И вправду, Богиня никогда ни к чему не принуждала, но дарила или отнимала свою милость в зависимости от того, — правильные или неправильные подарки несли ей ее сыновья и возлюбленные — и эти подарки они выбирали по собственному усмотрению, а не под ее диктовку. Ей должно поклоняться в ее пяти ипостасях (считайте хоть лепестки лотоса, хоть примулы): Рождение, Инициация, Совершенство, Покой, Смерть.

Можно возразить, что мужчина так же достоин божественности, как женщина. Это правильно, но только в одном случае. Он божествен не как одно существо, а только как один из двойни. Например, Осирис, Дух Прибывающего Года, всегда ревнует к своему двойнику Сету, Духу Убывающего Года, и наоборот. Он не может быть ими обоими одновременно, разве что интеллектуальным усилием, которое разрушает его человеческую сущность, и это главный порок культа Аполлона или Иеговы. Мужчина — полубог, потому что всегда стоит одной ногой в могиле, а женщина божественна, потому что может держать обе ноги в одном месте, будь то на небе, или под землей, или на земле. Мужчина завидует ей и лжет себе о своей целостности, отчего делает себя несчастным, ибо если он божествен, то она даже не полубогиня, а обыкновенная нимфа и его любовь к ней оборачивается насмешкой и ненавистью.

Женщина поклоняется младенцу мужского пола, а не взрослому мужчине: это доказательство ее божественности и зависимости мужчины от нее в течение всей жизни. Тем не менее, она страстно заинтересована во взрослых мужчинах, потому что любовь-ненависть, которую Осирис и Сет питают друг к другу из-за нее, — дань ее божественности. Она старается удовлетворить обоих, но может сделать это лишь с помощью поочередного убийства, а мужчина видит в этом свидетельство ее неколебимой лживости, а не своих собственных противоречивых притязаний на нее.

Довольно часто поэты протестовали против ее власти, например Аллан Рамсей в «Богине ленивых» («Ласковый пастух», 1725):

Богиня суетных, слепых и вялых!

В алтарь и храм в профанных ритуалах

Твой грешный дух входил и осквернял их.

Алтарь? Он стал святилищем, но скверны!

Под маскою святыни лицемерно

Лицо таится похоти безмерной!

О низменная! Следом за тобою

Нижайшие тебя идут гурьбою:

Ты — повод к их распутству и разбою.

Души и тела порча ты. Врагиня

Рассудка и любовных краж богиня.

Куда ни ступишь ты — везде пустыня.

Ты с дочерью сравнима океана:

Маня водой спокойной капитана,

Его ты губишь в шуме урагана.

Вихрь вздохов, водопады слез соленых

И волны упований сокрушенных

Ты для людей готовишь обреченных.

Ты — власть, и повеленьями своими

Заставила бы мир сменить ты имя,

Будь благодатными они — не злыми.

Мать бурь и гнева! Се — влюбленных двое,

Подумай, горе им несешь какое!

Не хвастай силой, их оставь в покое.

(Перевод А. Шараповой)

Но чем дольше откладывается ее приход, чем истощеннее становятся стараниями человека земля и море, тем немилосерднее будет ее пятиликая маска, тем меньше свободы она даст полубогу, которого изберет своим временным представителем. Попробуем представить ее заранее, вообразив все самое худшее:

Вверху Полярная Звезда,

Путь Млечный и Медведицы;

Внизу лягушки у пруда

В испуге Страшного Суда

Сошлись, чтоб исповедаться.

Там тень ольхи — как пред Крестом

Тень Господа склоненная,

Глаз филина горит огнем,

От их скачков круги кругом —

И льется песнь бессонная.

Но цапля с красною серьгой

С утра придет охотиться

И клювом, точно острогой,

Десяток уложив, другой,

В дом, сытая, воротится.

(Перевод А. Шараповой)

Мы задолжали ей сатиру в память человека, который первым поколебал равновесие европейской цивилизации, посадив на трон капризного и деспотичного мужчину по имени Зевс и лишив трона Фемиду с ее чисто женским стремлением к порядку. Греки знали его как Птерсея Разрушителя, убившего горгону воинственного царя из Азии, дальнего предка разрушителей Александра, Помпея и Наполеона.

То меченосец узкогубый,

Губитель ближних узкобедрый,

Шутами славимый сугубо:

Покров его — броня стальная,

Он путь на запад держит бодро,

Красою колесниц блистая…

Таков ли ты, стяжатель трона

Любвеобильного владыки,

Сложившего Луне исконно,

Хромец, всегда обутый в злато,

Большой петух, манок великий

Для каждой курицы хохлатой!

Ты в капюшоне златолунном,

Как будто дурень одичалый,

Позволил стыть печам чугунным

И меч свой отдал при набеге —

Страж поля, где земля пускала

Единодушные побеги.

Наложница твоя украдкой

С ростовщиками веселится,

И вечером на пир ваш гадкий

На звере с головой людскою

Священник бледнолицый мчится —

Луна смеется над тобою.

(Перевод А. Шараповой)

[1] Английское слово litter, производное от lectum, имеет двоякое значение ложа и постельных принадлежностей, и в обязанности владельца манора Отерарси во времена Ангевина входило «служить королю приготовлением постели летом из трав и листьев, зимой — из соломы».

[2] The New Authoritarianism, Conway Memorial Lecture, 1949.