Читать книгу "Шерли - Шарлотта Бронте"

Шерли в ответ лишь теснее прильнула ко мне.

— Со мной рядом мой будущий супруг, — сказала она. — Кто осмелится тронуть нас хоть пальцем?

— Супруг?

Мистер Симпсон всплеснул руками и рухнул в кресло.

— Еще недавно вам очень хотелось узнать, за кого я собираюсь замуж. Уже тогда мое решение было принято, но говорить о нем было еще рано. Теперь оно созрело, подрумянилось на солнце и налилось всеми соками, как спелый персик: я выхожу за Луи Мура!

— Нет, вы за него не выйдете! — дико завопил мистер Симпсон. — Он вас не получит!

— Я скорее умру, чем выйду за другого. Я умру, если он не будет моим.

Слова, которые он прокричал ей в ответ, недостойны страниц этой записной книжки.

Шерли побледнела как смерть и задрожала всем телом: силы оставили ее. Я уложил ее на кушетку, боясь, как бы она не лишилась чувств, но она открыла глаза и божественной улыбкой успокоила меня. Я поцеловал ее, а затем… Ну, хоть убейте, не могу припомнить, что произошло в следующие пять минут! Шерли потом рассказывала мне сквозь смех и слезы, что я пришел в ярость и превратился в настоящего дьявола. Она говорила, что, оставив ее на кушетке, я одним прыжком пересек комнату, мистер Симпсон пулей вылетел за дверь, я тоже, и тут раздался пронзительный крик миссис Джилл.

Миссис Джилл все еще визжала, когда я пришел в себя в другой части дома, в дубовой гостиной. Помню, я вдавил мистера Симпсона в кресло, вцепившись ему в горло; глаза несчастного вылезли из орбит, а я продолжал его душить. Помню, что экономка стояла рядом, ломая руки и умоляя меня успокоиться. Наконец я его выпустил, в тот же миг пришел в себя и стал холоден, как лед. Тем не менее я приказал миссис Джилл тотчас послать в трактир за экипажем, а мистеру Симпсону сказал, что он должен покинуть Филдхед, как только прибудет карета. Он был вне себя от страха, однако заявил, что уезжать не собирается. Повторив свое распоряжение, я велел заодно вызвать констебля.

— Хотите вы этого или нет, — сказал я, — вам придется уехать.

Он грозился подать жалобу в суд, но это меня не тревожило. Однажды я уже стоял перед ним, если не такой взбешенный, то столь же непреклонный. Это было в ту ночь, когда воры напали на дом в Симпсон-Гроуве и хозяин при его чрезвычайной трусости хотел переполошить всех соседей, вместо того чтобы обороняться. Тогда мне пришлось защищать его дом и его семейство, и я это сделал, усмирив сначала хозяина. Поэтому сейчас я не отходил от него, пока не прибыл экипаж и сам усадил его в коляску. Симпсон не переставал осыпать меня бранью, он был потрясен и обозлен, он стал бы сопротивляться, если бы знал, как это сделать. Наконец он стал звать жену и дочерей; я сказал, что они последуют за ним, как только соберутся. Невозможно передать, как он рвал и метал, но было ясно, что все это пустые угрозы; стоит проявить твердость, и он ничего не сделает. Я знал, что он не потащит меня в суд; свою жену он изводил по мелочам, но в делах важных решающее слово всегда оставалось за ней. Уже давно я заслужил ее глубочайшую материнскую благодарность своим отношением к Генри: когда он бывал болен, я ухаживал за ним лучше всякой сиделки, как она сама говорила, а этого никакая мать никогда не забудет…

Сегодня миссис Симпсон и ее дочери тоже уехали в гневе и смятении. Миссис Симпсон не сказала ни слова, но все же она меня уважает. Когда Генри бросился ко мне на шею и я поднял его в карету и усадил возле матери, когда я укутал и ее, чтобы ей было теплее, она от меня отвернулась, но я увидел, как на глаза ее навернулись слезы. Она с еще большим жаром будет защищать меня потому, что рассталась со мной так холодно. Я очень этому рад, но не за себя, а за ту, что для меня дороже всего на свете, — за мою Шерли».

* * *

Неделю спустя Луи Мур писал:

«Теперь я живу в Стилбро. Я поселился на время у одного из моих друзей. Это чиновник, и я могу быть ему полезен. Каждый день я отправляюсь верхом в Филдхед. Когда же наконец я смогу назвать это поместье своим домом, а его хозяйку — своей женой? На душе у меня тяжело и неспокойно, я испытываю танталовы муки, которые иной раз страшнее всех пыток. Теперь, глядя на Шерли, невозможно себе представить, что совсем недавно она склонялась к моему плечу, приникала ко мне с нежностью и доверием. Мне страшно, она превратила меня в несчастное существо. Она меня избегает, — когда я приезжаю, она ускользает от меня. Сегодня я заглянул в ее большие темные глаза. Трудно описать, что я в них увидел! Пантера, прекрасная дикая пантера, коварное, неукротимое, несравненное создание! Она грызет свою цепь, я вижу белые зубы, закусившие сталь! Она мечтает о диких лесах, стремится к девической свободе. Я хочу, чтобы Симпсон возвратился и снова вынудил ее искать защиты в моих объятиях, чтобы ей снова угрожала опасность потерять меня, как я сейчас рискую потерять ее. Нет, я ее не потеряю, но меня страшит слишком долгая отсрочка…

Уже ночь, скоро полночь. Весь день и весь вечер я провел в Филдхеде. Всего несколько часов назад она прошла мимо меня, спускаясь по дубовой лестнице в прихожую; она не знала, что я стою в полутьме у окна и смотрю на холодный блеск звездного неба. Как близко от меня проскользнула она! Как стыдливо сверкнули ее большие глаза! Ее взгляд, мимолетный и робкий, легкий и быстрый, был словно сполох северного сияния!

Я последовал за ней в гостиную; там уже были миссис Прайор и Каролина Хелстоун, которых она пригласила. В белом вечернем платье, с ниспадающими на плечи густыми локонами, легкой, неслышной поступью, с бледным лицом и глазами, полными тьмы и света, Шерли походила на эльфа, на дитя огня и ветра, дочь солнечного луча к дождевой капли, на что-то неуловимое, воздушное и непостоянное. Я хотел хоть на мгновенье оторвать от нее взор и не мог. Я разговаривал с другими дамами, но смотрел только на нее. Она была очень молчалива. Мне кажется, Шерли ни разу не обратилась ко мне, даже тогда, когда предложила мне чаю.

Случилось так, что миссис Джилл вызвала ее на минутку. Я вышел в прихожую, залитую лунным светом, чтобы перекинуться с ней хоть словом, когда она будет возвращаться. Надежды мои сбылись.

— Мисс Килдар, подождите минутку, — остановил я ее.

— Зачем? Здесь так холодно.

— Мне не холодно, возле меня и вы не озябнете.

— Но я вся дрожу!

— Наверное, от страха. Почему вы меня боитесь? Почему вы стали так равнодушны, так далеки от меня?

— Как же мне не бояться, когда при лунном свете вы похожи на огромного мрачного домового!

— Постойте, не уходите! Побудьте со мной еще немного, поговорим на свободе. Вот уже три дня я не разговаривал с вами наедине, — это жестоко.

— Я вовсе не хотела быть жестокой, — отвечала она с нежностью, которая сквозила во всех ее движениях, была написана у нее на лице, звучала в ее голосе, хотя все ее существо сковывала какая-то почти неприметная, неуловимая, смутная отчужденность.

— Вы меня очень огорчаете, — сказал я. — Не прошло и недели с того дня, когда вы назвали меня своим будущим супругом, а теперь я снова стал для вас учителем. Вы называете меня «мистером Муром», «сэром»; ваши уста забыли имя «Луи».