Читать книгу "Пол Маккартни. Биография - Филип Норман"

После обхода следовал завтрак: миска супа с водорослями и луком («не самая лучшая утренняя еда, если ты привык к кукурузным хлопьям»). На обед давали соевый суп с хлебом, а на ужин — миску риса и, если везло, десерт в виде яблока или апельсина (но не банан). Фактически это был режим одиночного заключения: ему не разрешали иметь ни книг, ни письменных принадлежностей. В восемь часов вечера гасили свет.

Монотонный порядок нарушался повторными визитами в прокуратуру, которые сопровождались визгом девичьих толп на обоих концах маршрута. Девятнадцатилетняя Минако Шитега была одной из многих пикетчиц, выстаивавших часы у тюремных ворот ради, как она сама выражалась, «величайшего парня из когда-либо живших на земле». Снаружи «Будокана», где в 1966 году играли Beatles и где планировалась главная серия концертов Wings, люди собирали подписи под петицией об освобождении.

Такое испытание могло сломить и гораздо более физически крепкого человека. Спасением Пола стал его соревновательный дух, хорошо известный экс-коллегам по Beatles, помноженный на практическую сноровку бывшего собирателя бойскаутских нашивок. «Через несколько дней я превратился в Стива Маккуина в „Большом побеге“, — вспоминал он. — Заработали мой естественный инстинкт выживания и чувство юмора. [Я думал: ] „Раз так, я буду первым на ногах, когда включают свет, первым, кто уберется в камере, первым, кто идет умываться и чистить зубы“».

Точно так же его не смутило, что почти никто вокруг не знал и слова по-английски и что он сам знал по-японски только «сайонара» (до свиданья) и «коннитива» (здравствуйте). Контакт с обитателями соседних камер он устанавливал, выкрикивая названия японских брендов: «Тойота!», «Кавасаки!», «Датсун!», а также главного экспортного бренда британских сигарет: «John Player Special!» Те отвечали: «Johnnie Walker!» — названием шотландского виски, о котором больше всего мечтали, — и начало общению было положено.

Заключенные могли поговорить лишь в короткий промежуток времени по утрам, когда выкуривали положенные две сигареты в день, сидя вокруг консервной банки, в которую стряхивали пепел. Здесь Пол смог узнать лица и имена людей, скрывавшихся за тюремными номерами, например своего соседа по коридору — студента-марксиста, который тоже сидел за наркотики и немного знал английский.

Четвертую по счету камеру от него занимал огромный человек устрашающего вида, отбывавший срок за убийство, — татуированная спина выдавала в нем якудза, то есть члена японской мафии. Через переводчика он спросил Пола, за что его здесь держат, после чего показал семь отогнутых пальцев — обозначая наиболее вероятный приговор. «Нет, десять», — ответил Пол, заставив якудза расхохотаться. Позже он услышал, как якудза кричит ему из своей камеры: «„Yesterday“, пожалуйста». Просьбу явно следовало удовлетворить. Охранник рявкнул, требуя тишины, однако мер принимать не стал, ибо был одним из слушающих. Пол, инстинктивно откликаясь на запрос даже столь крохотной аудитории, спел им еще три песни.

Он стал настоящей душой компании, коротавшей минуты в сигаретном дыму вокруг банки-пепельницы, и познакомил остальных с игрой, которой Beatles привыкли скрашивать собственные периоды вынужденного затворничества, будь то в гостиничных номерах или на Эбби-роуд. Она называлась «Дотронуться до самого высокого места на стене», поскольку игравшие по очереди подпрыгивали и старались дотронуться до самого высокого места на стене. Пол, заметно превосходивший ростом своих невысоких соперников, обычно выигрывал.

Со временем суровый режим несколько смягчился: его просьбы о гитаре встречали неизменный отказ, однако членам его окружения разрешили передавать чистую одежду, горячую пищу и одеяла. Его страх перед изнасилованием прошел настолько, что, когда ему предложили помыться в отдельном помещении, он предпочел общую душевую. Там он устроил коллективную спевку с исполнением любимых его отцом ретро-стандартов, включая «When the Red Red Robin Comes Bob-Bob-Bobbin’ Along».

Привыкший за столько лет к полной автономии и неограниченным ресурсам — с их изнанкой в виде постоянных стрессов, как внешних, так и самопричиненных, — он, казалось, почти наслаждался примитивностью, одиночеством и абсолютной бесправностью своего тюремного существования. «Вдруг оказалось, — вспоминал он, — что мне больше не нужно заниматься делами». Утрата всего множества атрибутов звездной жизни Пола Маккартни, даже самого своего имени, и возвращение к анонимному статусу «одного из парней», как когда-то в первые годы знакомства с Джоном и Джорджем, ощущались им не как наказание, а как послабление.

Тем временем среди его музыкантов первоначальный шок и сочувствие стали сменяться обидой. Не только Лоренс Джубер и Стив Холли рассчитывали хорошо заработать в этом туре: в Японии все члены духовой секции, в том числе старый ливерпульский коллега Пола Хауи Кейси, должны были получать примерно по тысяче долларов в день — во много раз больше, чем все их прежние гастрольные заработки.

Также они рассчитывали на солидные поступления от планировавшегося на лето американского тура. Однако после новой (и пока самой худшей) стычки с законом из-за наркотиков вряд ли можно было сомневаться, что у Пола опять отберут американскую визу. И разумеется, никто по-прежнему не мог взять в толк, зачем ему вообще понадобилось везти траву в Японию. Еще до отбытия сюда им рассказали, что ее можно без труда достать на месте, через американские военные базы.

Полицейские допросили каждого музыканта — как и Линду, — и теперь они находились под круглосуточным наблюдением. Чтобы не создавать никаких проблем, группа уехала на экскурсию в Киото, надеясь, что за их отсутствие ситуация нормализуется и гастроли все-таки состоятся. Однако юридическая команда Пола посчитала, что для группы разумнее всего будет покинуть страну, и 21 января их спровадили. Холли и Джуберу вручили билеты в первый класс с открытым местом назначения — они могли улететь куда угодно в мире. Холли выбрал посетить родственников в Австралии; Джубер вернулся в Лос-Анджелес.

На шестой день пребывания в Косуге Полу наконец разрешили на полчаса повидать Линду, хотя и без детей. Она принесла ему сэндвич с сыром и несколько карманных изданий научной фантастики, и они смогли поговорить через металлическую решетку в присутствии охранников, имевших задачу пресекать любой физический контакт. Линду удивило и не очень порадовало то, насколько освоился Пол в тюремной обстановке.

К этому моменту стало ясно, что, несмотря на агрессивное предварительное производство по делу, японские власти совершенно не собирались ставить себя в неловкое положение, доводя его до реального суда. Ходатайства британского министерства иностранных дел, переданные Дональдом Уоррен-Ноттом, также сыграли свою роль, и на девятый день заключения Пола все прокурорские действия против него были прекращены. В обоснование власти ссылались на то, что он полностью признался в содеянном, продемонстрировал «раскаяние» и, кроме того, своим пребыванием под стражей уже понес достаточное «общественное наказание». Его надлежало освободить и немедленно депортировать.

Несмотря на неожиданно позитивные последствия для душевного состояния Пола, японский эпизод нанес существенный удар по его кошельку. Промоутерам несостоявшегося тура, Udo Music, надлежало выплатить неустойку в размере 184 тысяч фунтов за возврат денег сотне тысяч разочарованных владельцев билетов, а также за рекламные и организационные расходы. Ко всему, содержание семьи и свиты в отеле «Окура», пока он был за решеткой, обходилось ему примерно в 10 тысяч фунтов в день.