Читать книгу "В ночь большого прилива - Владислав Крапивин"

— Уже который раз…

— Что?

— Куртку дарят. Когда я в дороге… Накинут и уходят…

Не было здесь упрека. И однако Ежики затоптался на месте.

— Понимаешь, я должен идти… Мне обязательно надо…

— Да понимаю я, — снова со вздохом отозвался Гусенок. И добавил деловито: — Переоденься только. А то скажут: «Один едет, да еще голый, в пижамных штанах. Ты куда, мальчик?»

Он… что-то знал? Но не было времени на расспросы. Главное, что Гусенок не обиделся. Не будет лишней тяжести на душе. Хотя… не будет ли?

— Прощай, — прошептал Ежики.

— Счастливой дороги…

Как он сказал? «Счастливой Дороги»?

Глава 9
ГЕНЕРАТОР

Надо было проскользнуть в жилое крыло лицея. Пробраться на второй этаж, к себе в комнату…

Внизу, в вестибюле, светилась дверь дежурной комнаты. В ней беседовали молодой воспитатель Янц и кто-то еще, спиной сидел… Слава маленькому Хранителю Итану — не услышали осторожных шагов мальчишки. А на лестнице совсем хорошо — ковровая дорожка… В коридоре второго этажа мягкий ночной свет. И вот удача — опять никого! Да и кому ходить? Лицеисты — маленькие и большие — видят в своих комнатах полуночные сны. Тишина за шеренгой прикрытых одинаковых дверей…

Комната оказалась заперта. Ежики, отчаянно спеша, набрал на замке любимый код: 333. Замок не сработал. Наверно, Кантор запер его по-своему.

Так, да?.. В старинном лицейском доме и двери старинные — из прочного дерева с резьбой. Но замки хлипкие, просто для порядка. Мол, каждый лицеист — хозяин в своей комнате…

А если разбежаться и грянуть плечом?

О том, что получится опасный шум, Ежики от злости забыл. Разбежался и… влетел в комнату, едва коснувшись двери. Словно дверь сама поспешно распахнулась перед полным сердитой решимости мальчишкой. Автоматически включился дежурный светильник.

Ежики бросился к шкафу. Разворошил, раздергал на вешалке рубашки, куртки, спортивные фуфайки. Он чувствовал, что надо обязательно быть одетым так же, как в первый раз. Чтобы ребята, если встретятся, скорее узнали его. Чтобы само Поле узнало… К счастью, оказались на месте и шорты с продырявленной подкладкой кармана, и капитанка. Только майку искать было некогда, капитанку надел на голое тело. И прежних сандалий нет, остались на Поле. В ящике с обувью отыскал Ежики старые кроссовки. Тесноваты, да ладно… Сел на корточки, приклеивая липкие хлястики застежек. И тут натянутые нервы его уловили, что в дальнем конце коридора — мягкие шаги.

Ну конечно! В комнате когда не положено зажегся свет, на пульте в дежурном помещении — сигнал! И сразу — в три объектива: что там не спится лицеисту? Опять ты дал маху, Ежики… Ничего! Он успеет…

Ежики отпрянул к окну. Локтем нажал на бронзовый рычажок. От такого нажатия оконная рама (с частыми переплетами, под старину) всегда легко разъезжалась в стороны.

Однако сейчас — не шелохнулась.

Ежики отчаянно давил и давил рычаг. А потом перестал. Потому что в двери появился Кантор.

Молчаливый, укоризненный.

Монетка была в нагрудном кармане капитанки. Ежики выхватил ее, прижал большим пальцем к ладони, а ладонью заслонил голову. Со стороны могло показаться, что мальчик приветствует ректора каким-то ритуальным салютом… Конечно, монетка маленькая, но все же металл частично отразит и рассеет луч, если Кантор опять посмеет…

Сорвавшимся голосом Ежики сказал:

— Не вздумайте… парализатором. Это нельзя с детьми. Я пожалуюсь в Охрану детства… вам попадет.

Кантор шагнул в комнату, сел понурившись. В кресло сел. А кресло это было единственным предметом, который любил здесь Ежики. Потому что оно было его. Привезли из дома… А Кантор сел в это кресло, и Ежики разозлился. И злость убавила страх.

Кантор сказал печально:

— Все-таки вы в самом деле серьезно больны.

— С чего вы взяли?

— Сужу по вашему поведению… По вашим нелепым подозрениям. И по тому, как часто вы лжете. Обещали не уходить и вот собрались опять… Нормальный мальчик не может лгать постоянно, это патология.

— А взрослый? Может? — со звонкой ненавистью спросил Ежики.

— Вы имеете в виду меня, Радомир?

— Вас… господин Кантор.

— Боже мой… когда я вам лгал? Хотя бы в мелочах?

— Вы врете все время! Но я не про мелочи, а про главное… Вы даже не Кантор!

— Еще новость, — отозвался он ровно, без удивления. — Кто же я в таком случае?

— Вы — Консул!

Кантор сидел, низко согнувшись, устало вжав голову и подняв лицо. Так, снизу вверх, он смотрел сквозь очки на Ежики.

— Ну… и что? Вы будто пригвоздить меня хотите, Радомир. Я — консул. Это звание в нашем обществе, в Командорской дружине. Чин такой старинный, традиция. Почему это должно мешать мне быть Кантором?

«А в самом деле?» — растерянно подумал Ежики. Но не сдался:

— Тогда почему вы это скрывали? Никто не скрывает свои звания!

Кантор шумно вздохнул, отвалился в глубину кресла, толстыми пальцами похлопал по пухлым подлокотникам.

— Да… Человек порою вынужден кое о чем умалчивать. Это не значит, однако, что он лжет… Хорошо, я буду сегодня откровенен с вами до конца. Судя по всему, вы имеете право на это. И надо же когда-то расставить все точки… Да опустите вы руку, нет у меня ничего. Ни парализатора, ни… даже сердечного стимулятора, который нужен мне все чаще…

Ежики встал свободнее, прислонившись к косяку.

— Дело в том, — устало и доверительно сказал Кантор, — что Командорская дружина работает в очень трудных условиях. Кое-кто нас, правда, поддерживает, есть сторонники в высших сферах, но мало… мало, Матиуш. А главное, все равнодушны к нашей основной Идее.

— К Всеобщей Гармонии Мира? — не сдержался Ежики. Впрочем, теперь было все равно. Напролом так напролом.

Очки у Кантора блеснули и погасли.

— Вам опять или приснилось что-то, или кто-то наговорил эту чушь… Задача наша более проста и насущна: попытаться исправить нынешнее общество. Оно гибнет от сытости, от провозглашенного «всеобщего благоденствия»! Извините, но вы еще ребенок, вы этого просто не видите. Да и большинство взрослых не видит… Людям кажется, что они достигли желанных высот бытия, у них все есть и теперь настала эра удовольствий… И все отдается в жертву удовольствиям: науки, открытия, смысл жизни. Любовь стала развлечением на час (извините, это не детский разговор, но это так). Нормальные семьи настолько редки, что скоро их будут заносить в Красную книгу. И во всем этом кроется пока незаметное начало гибели… И спасение — только в вас.

— Во мне?!