Читать книгу "Динка - Валентина Осеева"

– Слышь, Макака, я тебе помажу хлеб маслом и сахаром присыплю, а колбаску ты не тронь. Пусть будет Мышке и Алине, они на экзамен идут.

Динка надулась.

– Я тоже хочу колбаски, – шепотом сказала она.

– Ну, бери... Только ты ведь любишь и хлеб с горчицей.

– «Любишь, любишь»... Это если в охотку, а поневоле кто ее любит? – заворчала Динка, но, увидев удрученное лицо мальчика, махнула рукой: – Ну ладно! Только принеси сюда хлеб с горчичкой и погуще сахарком присыпь, – скомандовала она, усаживаясь на свое любимое место на подоконнике. – И молока мне принеси!

– Какого молока? Кто это горчицу молоком запивает?

– Ну, чаю принеси.

– Да чего это я буду чаи по комнатам разносить? – возмутился Леня. – Иди к столу и напейся!

– А там же колбаска!..

– Тьфу ты! С тобой свяжешься, так не рад будешь! Говори сразу, чего тебе еще?

– Мантильку!

– Чего?

– Мантильку... Мантильку... – хохотала Динка, глядя на недоумевающее и расстроенное лицо друга.

– Да ты что? То ридикюль какой-то допотопный вытащила, то теперь какую-то мантильку спрашиваешь? Да с тобой не заметишь, как с ума сойдешь!

– Ха-ха-ха! Да это я так свой плащ называю! Ну, тот, что папа прислал, с клетчатым капюшоном! А ты уж испугался, даже лоб у тебя мокрый стал! Подумаешь, из-за какой-то мантильки! – хохотала Динка.

– Да мало ли каким пугалом ты захочешь вырядиться! – засмеялся и Леня.

Через минуту, облачившись в свой роскошный плащ с шелковым клетчатым капюшоном, Динка вышла на улицу. В своих походах она редко задавала себе вопрос, куда идти. Она шла туда, где синела полоска неба, где виднелся длинный ряд деревьев и пели птицы...

Но в это утро Динка не слышала птиц, над городом плыл колокольный звон... Он разбивался на многие голоса, могучие, мощные. Они долго дрожали в воздухе, а мелкие звенели, рассыпались колокольчиками над самой головой, потом их снова заглушал могучий удар большого колокола, и над городом плыл долгий-долгий, медленно затихающий звук... Динка шла за колокольным звоном. И чем дальше она шла, тем волшебнее становились расцвеченные утренним солнцем сады и сильнее пахла распустившаяся за ночь сирень.

Динка шла с распахнутым настежь сердцем, полным любви ко всему живому, ко всему, что дышит и радуется жизни, ко всему, что растет, цветет и зеленеет...

Однажды Динка увидела перед Владимирским собором богатую свадьбу: невеста, окутанная воздушным облаком фаты, розовела, как цветущая яблоня. Киев с облетающими лепестками сирени, с дымчато-белыми каштанами тоже казался Динке окутанным воздушным облаком фаты.

«Киев заневестился», – ласково думала Динка, и ей казалось, что сама она в это чудесное утро не шла, а плыла по воздуху вслед за сильным и нежным перезвоном колоколов, как дорогая гостья на чьей-то богатой свадьбе...

Колокольный звон вывел ее на незнакомую старинную улицу, к воротам Киево-Печерской лавры. Здесь Динка оробела и остановилась. Она вспомнила, как Алина, которая ходила в лавру вместе со своим классом, рассказывала, что они спускались в узкие и темные пещеры, что там в затхлом воздухе тоненькими язычками освещали им дорогу церковные свечи, что с каменного потолка и стен сползали капли воды, а в гробах лежали мощи, к которым некоторые девочки прикладывались губами... Алина с ужасом вспоминала, как на низких, выдолбленных из камня потолках от зажженных свечей колебались какие-то причудливые тени, и на каждом повороте у гробов с мощами стояли, как привидения, черные монахи и каждому подносили ко рту глубокие чаши в виде крестов, наполненные святой водой...

Алина сказала, что никогда в жизни не пойдет больше в эти пещеры.

Динка вспомнила еще, что потом в этой самой лавре, прямо во дворе, за длинными столами Алину и девочек ее класса кормили постным борщом с рыбой и горячими пирогами. Это последнее воспоминание пришлось Динке по душе. После своего скромного завтрака она давно уже хотела есть и теперь, представив себе горячие пышные пироги, набралась храбрости и вошла в раскрытые настежь ворота. Конечно, если лавра считается божьим домом, так всех верующих кормят бесплатно...

Динка неверующая, но ей тоже хочется есть, с этим уже богу нечего считаться, тем более что зачем богу деньги, что ему – тянучки, что ли, покупать в лавочке? Но все-таки лучше спросить, ведь у Динки нет ни гроша в кармане.

– Скажите, пожалуйста, людына, – вежливо обращается Динка к проходящей женщине в платке, – в лавре всех кормят?

Женщина удивленным взглядом окидывает маленькую фигурку в нарядном плаще.

– Ну а як же не кормят? Монахи ж сами и стряпают и подают... – Она хочет еще о чем-то поговорить с барышней, но та весело кивает ей головой и прибавляет шагу. Женщина недоумевающе смотрит ей вслед.

Перед Динкой широкий мощеный двор лавры. Она расположена в очень красивом, высоком месте над Днепром. Старинная церковь упирается в небо сияющим на солнце золотым крестом, а под горой, на берегу реки, монахи ловят неводом рыбу...

Динка уже шествует за людьми по широкому двору лавры.

Теперь звон колоколов бьет ей прямо в лицо и уши! Глаза с жадным любопытством ощупывают лица богомольных старух, слепых и зрячих, бедных, богатых, крестьянок и барынь, скрывающих лица под темными вуалями, женщин с хилыми, золотушными детьми, нищих и калек, постукивающих по камням обитыми железом костылями...

Динка внимательно оглядывает двор, она боится как-нибудь нечаянно провалиться в пещеры, о которых говорила Алина. Но все люди идут и идут... Никто не проваливается, а неподалеку от церкви под деревянным навесом стоят длинные столы и такие же длинные скамейки. От столов подымается душистый пар, верующие едят горячий постный борщ... Динка сглатывает набежавшую слюну и нерешительно направляется к скамье. Прямо перед ней вдруг возникает длинная фигура монаха; черная ряса его стянута широким поясом, на голове монашеский клобук. Монах, ловко балансируя между верующими, ставит на стол целое блюдо румяных, горячих пирогов... Тихое умиление сходит на душу Динки.

«Вот как здесь угощают! И борщом, и пирогами!» – растроганно думает она и с полным правом голодного, нуждающегося в пище человека берет с блюда пирог, залезает за стол и, придвинув к себе миску борща, уписывает его за обе щеки...

Углубившись в это занятие, она не видит, как монах обходит сидящих за столом с кружкой, в которую каждый бросает свою лепту за съеденный обед.

Монах останавливается перед Динкой и ждет... Динка испуганно отодвигается от него и, положив ложку, молча мотает головой. Но монах неотступно стоит перед ней и ждет... По длинному, унылому лицу его землистого цвета ползут крупные капли пота, из-под монашеского клобука свисают на плечи грязно-желтые волосы.

– У меня нет денег... – с ужасом глядя на него, тихо говорит Динка.

Монах долго смотрит на нее тусклым взглядом бесцветных маленьких глаз и, словно нехотя, побренчав кружкой, отходит, а за столом раздаются возмущенные голоса: