Читать книгу "Ступени в вечность - Людмила Минич"

— Чей же?

— Нет времени гадать. Используем, пока не поздно.

Великий застыл над девушкой изваянием.

— Что это ты говоришь? Что такое? — злился Тангар, поглядывая на Великого Равангу в поисках помощи и сжимая кулаки. И опять безответно.

— Неужели ты надеешься?.. — Раванга покачал головой.

— Есть один только способ проверить.

— Но для чего?

Сын Тархи нагнулся над Маритхой и легко поднял почти невесомое для него тело перед обалдевшим хранителем. Тот аж задохнулся, не зная, как быть, умоляюще глядя на Равангу.

— Пройти может только один, Аркаис.

— Её тело мертво. Я один.

Великий ощупал пальцами темноту позади, и она вытолкнула его руку. Тангар с надеждой взирал на него, явно ожидая какого-то чуда, на Сына Тархи — с величайшим подозрением в злом умысле.

— Боюсь, теперь уже никто не сможет проникнуть.

— Дверь открыта, и у меня все ещё Ключ, — сказал Аркаис. — Нить не утрачена.

Но он промедлил, вглядываясь в Дверь.

— Эту Нить не пропустят, — уговаривал Раванга, сообразив, что у его противника уверенности нет. — А если ты потеряешь её в междумирье…

— У меня много Нитей, и только одна из них моя собственная. На некоторое время её Нить тоже присоединится к моему собранию. Сил у меня хватит, должно хватить.

— Это невозможно.

Хранитель, наконец, тяжело поднялся, смерил Сына Тархи ненавидящим взглядом.

— Нет ничего невозможного, Раванга. В этом я искушённее. И потому не задерживай меня. Прошу тебя.

— Это что творится? Что ты такое вытворяешь? — взревел Тангар и оттолкнул Сына Тархи, хватаясь за тело Маритхи. — А ну отдай!.. — Он не закончил.

Его легко оторвало вихрем и бросило о стену так, что дыхание на время пресеклось.

В тот же миг Аркаис второй раз шагнул во мрак и исчез, унося на руках мёртвое тело Маритхи.

* * *

Второй раз подниматься было легко. Ступени, незримые даже для его нечеловеческого видения, пронизывающего все и вся, легко ложились под ноги. Усилия, потраченные в первый раз, не пропали. Каждая ступень оплачена сполна, каждая потребовала жертвы или озарения. Многое из собранного за целую жизнь осталось на этой лестнице, чтобы он мог всего лишь подойти к междумирью. Зато теперь он двигался свободно, уверенно, одолевая её шаг за шагом, будто поверхность каждой ступени хорошо заметна. И это хорошо, ибо нелегко удерживать Нить, что тебе не принадлежит.

Но надо удержать. Потому что если она истечёт прямо здесь, на Ступенях, то надолго останется между мирами. Клубку не размотаться вновь. Вот она, истинная смерть, которой нет, и жизнь, которой нет. Вот где истинное наказание. Разве с этим можно сравнить земные игры Сыновей Тархи, что свершают путь без права на ошибку?

Один из них сейчас очень близок к ошибке. Дать истечь её Нити здесь — невозможно, не дать истечь из глухого уже сосуда — и она распадётся от собственного света. Никому не принадлежит, никому не отдаёт свою силу. Так трудно её поглощать.

Он не мерил своих сил, просто уверовал, что их хватит до того, как он достигнет предела. И на последний рывок их тоже должно быть довольно. Потому и хорошо, что Ступени теперь ложатся под ноги без загадок, стен, бесконечного спора, видений прошлого и будущего. Без боли и слез. Одна за другой… Достаточно одолеть только раз… чтобы встать у черты, когда захочешь.

Есть предел. Почти у всех и даже у него. Но у Маритхи его сейчас нет, как нет больше тела. Нить не видит пределов. Если свободна.

Он обернулся, ощутив чужое присутствие. Нарутха. Она не оставила Маритху даже здесь. И чёрная пелена из абсолютного мрака для неё не преграда.

Следующая ступень. Впереди уже клубится неведомое, скоро конец пути.

Он встал на последнюю ступень. Дальше нет дороги в мир Бессмертных. Дальше пропасть. Это там бурлит неведомое, подступая к самой черте. Ничто, полное жизни, бушующее и кипящее, рождающее множество чудесного. Но оно бесплотно, и не на что поставить ногу. А на другом конце пропасти врата, огромные. Он чувствовал их упругую, пористую ткань, такую же, как и у нижнего предела. Видел, что они ждут. Открыты одним Ключом. И пропасть неширока. Но нельзя шагнуть дальше, чем на одну ступень. Невозможно.

Нарутха встала рядом. Он вгляделся в странные глаза, полные знания, ему недоступного. Что ты хочешь сказать, Страж?

Он хотел вложить все силы в бросок, но нарутха просила одного — удержать эту Нить до врат. Все остальное и так будет сделано.

Истина открылась. Наконец.

Он положил Маритху на спину Стража. Многочисленные иглы выросли, гибко изогнулись и обняли тело. Казалось, нарутха несёт непосильный груз, но Страж легко прыгнул, распластав все четыре лапы в медленном полете, который длился и длился, хотя пропасть представлялась небольшой. Там не было времени, но стоявший на Ступенях принёс его с собой, из нижнего мира. Догадавшись, он перестал следить за полётом, отбросил все, сосредоточившись на Нити, и врата почти тотчас приняли Стража.

— Прощай, Маритха, — сказал Аркаис, Сын Тархи. — Радуйся возвращению.

* * *

Он немного постоял на той самой ступени, глядя в пропасть, наслаждаясь «зрелищем». Потом усмехнулся. Повернулся, готовый тронуться в обратный путь, уже второй раз.

«А что было в первый?»

«Бессилие, — ответил он. — И вряд ли это скрыто от тебя».

«Сейчас ты спокоен».

«Бессмертие не так желанно, стоит лишь узреть, как оно тяготит Бессмертных».

«Оно не тяготит».

«Зачем тогда пребывать в нашем мире? Страдать от боли и мучиться от затаённой памяти?»

«Ты не поймёшь».

«Я попробую. Если желаешь. Ты то, что было Маритхой?»

«Я то, что было Маритхой. Она чуть не лишила меня вечности. Из-за пустяка, пристрастия. Разве не забавно?»

«Если ты говоришь моим языком, то я начинаю понимать, для чего вам мир смертных».

«Я говорю на твоём языке».

«Это не простая скука. Это…»

«Да, мы ограничены. Память — необходимый, нужный груз, но это бремя, это стены пещеры и свод, что с каждым мигом опускается все ниже. Знания — также. Они препятствуют движению».

«Я понимаю».

«Не совсем».

«Пусть так. И все же вы возвращаетесь в вечность. В свою пещеру».

«Не всегда».

«И в совершенном мире есть безумцы?»

«Есть те, кто не в силах вернуться. Клубок не может разматываться вечно. Память безупречна лишь до первого оборота клубка. Потом она уходит все глубже, превращается в вечную муку. Мы не помним себя такими как есть, но и не забываем бесследно. К миру смертных нельзя привыкнуть, утратив там множество жизней».