Читать книгу "Атлантическая премьера - Леонид Влодавец"

Как-то раз мне пришлось ехать на автомобиле из Далласа в Шерман. Я не слишком торопился и, немного не доезжая Мак-Кинни, решил перекусить в небольшой сосисочной. Первое обстоятельство, привлекшее мое внимание, — хозяйка, лицо которой мне явно напоминало кого-то. Да и голос этой сероглазой, высокой и подтянутой сорокалетней женщины показался мне знакомым. Правда, на вывеске значилось «Мэлтворд сосидж», и это мне ничего не говорило. И все же я поинтересовался у миссис Маргарет Мэлтворд, не могли ли мы с ней где-либо встречаться.

— О нет, сэр, — усмехнулась миссис Мэлтворд, — вы здесь, как мне кажется, впервые, а я никуда отсюда не выезжала всю жизнь. Но вы не первый, кто говорит, что я кого-то ему напоминаю. Несколько лет назад проезжал один симпатичный мужчина, который с порога крикнул: «Лиззи! Вот ты где пришвартовалась!» Он, оказывается, перепутал меня с моей покойной сестрой. Его очень расстроило, что она погибла в авиакатастрофе…

Когда я это услышал, то не стал тянуть быка за рога и, трепеща, словно юноша на первом свидании, спросил:

— Ваша девичья фамилия — Стил?

— Да, в девушках я была Мэгги Стил, а мою младшую сестрицу звали Лиззи, царствие ей небесное. Вы знали ее, сэр?

Я сказал, что познакомился с ней на Ямайке, и очень жалел, что у нас оказались билеты на разные рейсы, но узнал, что она не прилетела, и вот…

Мэгги Мэлтворд была добрая, довольно простодушная женщина, она даже прослезилась. Я пообещал, что заеду на обратном пути, и действительно, возвращаясь в Даллас, задержался в сосисочной подольше, пропустив по рюмочке бренди с Грэгом Мэлтвордом, ее степенным добропорядочным мужем, потомком трех поколений техасских ковбоев. Конечно, мы беседовали главным образом о Киске, и беседа наша превращалась в поминки. Я не знал и десятой доли того, что они мне рассказали. Например, мне казалось, что Киска и в детстве была сорвиголова, однако, как оказалось, она была едва ли не первой ученицей в здешней школе. Киска, правда, всегда числилась хорошей, даже по здешним меркам, отличной спортсменкой, но никогда не дралась и не хулиганила. Окончив школу, она уехала из этих мест, и письма от нее приходили нечасто. А приезжала она домой всего раза два или три, потому Мэгги и Грэг многого из ее биографии припомнить не смогли. Они знали, что она служила в армии, и тот мужчина, который принял Мэгги за Лиззи, был из морской пехоты. Знали, что она воевала и не раз, потому что Мэгги видела у нее шрам на бедре, и Лиззи созналась, что он от пули… Но все эти подробности из их рассказа были для меня несущественными. Гораздо существеннее оказалось то, что Мэгги, расчувствовавшись, нашла где-то в книгах старую тетрадку, где Киска, еще будучи школьницей, записывала вычитанные ею мудрые мысли. Тут было много всякой всячины и из Вашингтона, из Вудро Вильсона и даже из Мао Цзэдуна. Но главное, оказалось, записано из неизвестного источника:

«Есть ли сила, способная рассечь пространство и время, спрашивают у меня? Есть, отвечаю я, и скажу: веруй! Три женщины с умноженной силой разума, влекомые разной Верой, соединив силу своего разума и Веры воедино, могут достичь того и, прорвав пространство и время, увести за собой всех, кто близ них будет. Так говорю я вам».

Позже я посмотрел массу книг по богословию, от корки до корки перечитал массу священных книг разных народов, но так ничего и не нашел. Лишь в маленькой книжонке, выпущенной на ксероксе где-то в Бразилии — «Легенды верховьев Ориноко», я обнаружил нечто похожее. А тогда, в сосисочной, Мэгги сказала:

— Это от полоумного Торреса. Был тут один метис, шлялся и вещал всякую чушь. Он утверждал, что все, кто слушают его, попадут в рай. Потом исчез, и никто его больше не видел.

Так или иначе, но я понял, что Лиззи Стил узнала о том, что может произойти с ней, задолго до полета на «Боинге»…

Второй факт, который удержал меня от того, чтобы бросить свои исследования, тоже подвернулся случайно. Дело было в Библиотеке Конгресса, куда я, будучи в Вашингтоне, заглянул, чтобы поглядеть, нет ли каких новых сведений о Бермудском треугольнике. Здесь мне повстречался некий джентльмен, который интересовался той же проблемой. Мы разговорились, и он представился как корреспондент «Салем кроникл» Билли Гарднер. С Биллом я даже успел подружиться. Когда он узнал, что меня из всех бермудских историй больше всего волнует случай с «Боингом-737», Билл ухмыльнулся:

— Надо было раньше сказать! У меня ведь есть полная магнитофонная запись переговоров между бортом и землей. Я тогда был во Флориде, и у меня имелся дружок, который сидел на командной вышке в аэропорту Майами.

Я прослушал эту запись от корки до корки, переписал на свою кассету и много раз прослушивал потом дома. Конечно, она была очень плохого качества, эта запись. Многие слова звучали почти неразборчиво, глухо, мешали треск, шум и мощное гудение. Зато я убедился по звучанию голосов, что вибрация, мощная и возникшая внезапно, действительно была. Вот как звучал на самом деле тот отрывок из переговоров, который я цитировал выше по газетам:

«— Высота 15 тысяч футов, облачность на нуле.

— Доверните два градуса к югу.

— Понял, довернуть два к югу… (тут следовала двухминутная пауза). — Затем дребезжащий, совершенно изменившийся голос пилота выкрикнул:

— В-в-ви-б-бр-ра-ц-ция! Б-б-бье-т! Ф-фл-ла-т-т-тер-р!

— Повторите! Ваша отметка на экране размазывается! Что там у вас, повторите!

— В-в-ви-б-бр-ра-ц-ция! О-ч-чен-нь с-силь-ль-н-ная… Р-ра-д-дар з-з-заливает б-б-бел-л-лым… М-муть в-в-в ок-к-н-нах… П-по-хо-ж-же, п-по-т-те-ют, но н-не т-то!

И тут издалека сквозь шумы и треск долетел отчаянный визг какой-то женщины:

— В-ведьмы! Спасите нас от них!

— Убе-р-ри-т-те д-ду-ру! — отчаянно заорал первый пилот.

— Нас р-расшибет! — это, как пояснил Билл, был голос второго пилота. — Сбрасывай газ!

— Т-там в сало-н-не все п-пл-лыве-т-тт! — А это, по свидетельству Билла Гарднера, говорил бортинженер.

— Снижайтесь до десяти тысяч! — потребовала вышка. — Попробуйте сбросить скорость! Закрылки выпускайте!

— С-скорость р-ра-стт-тет! Я уб-бр-рал, а он-на р-р-раст-т-ет! — отчаянно заорал пилот. — М-мы п-пад-даем-м в-в-вер-рх! Н-не-б-бо р-развер-рзлось!! Господи, спаси и сохрани!»

Гарднер обратил мое внимание на то, что отметка на экране наземного радара исчезла не одновременно с последней фразой, а несколько раньше. Его приятель, дежуривший на вышке, готов был под присягой поклясться, что отметка на радаре исчезла уже тогда, когда пилот вскричал: «Небо разверзлось!» Кроме того, последняя фраза «Господи, спаси и сохрани!» прозвучала так, будто вибрация прекратилась, то есть совершенно нормально, без дребезжащих заиканий…

Итак, прослушав запись, я понял, хотя и косвенно, что в салоне произошло нечто, ассоциировавшееся у какой-то пассажирки с деятельностью ведьм. В салоне — «все плывет». Это сказал, между прочим, бортинженер, то есть человек, который должен был знать и точно определить в терминах любую аварию или неполадку на борту. А он не говорит: «Пожар, разгерметизация, дым», он говорит: «Все плывет!» И в его голосе даже сквозь вибрацию ощущается изумление чем-то невиданным, фантастическим. И пилот тоже не мог определить, что творится у него в кабине: