Читать книгу "Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев"

длительное время уклонялся от неофициальных встреч. Но под натиском «улыбок вечной преданности», с которыми Крючков смотрел на Болдина на официальных совещаниях, тоже сдался. С этого момента Крючков ко мне интерес потерял, переключился на Болдина. […]

Должен с горечью признаться, что я клюнул на эти крючковские спектакли с переодеваниями, попался на удочку холуйских заискиваний и кошачьих повадок. Это была моя самая грубая и непростительная кадровая ошибка периода Перестройки, за которую несу свою часть ответственности. Первый сигнал, что грубо ошибся, я получил на том пленуме ЦК, который избирал Крючкова в Политбюро. Когда Горбачев назвал его фамилию, раздались дружные аплодисменты. Били в ладоши выдвиженцы КГБ — секретари партийных комитетов разных уровней и рядовые члены ЦК.

Перед своим уходом на пенсию Виктор Чебриков сказал мне, как всегда, в очень спокойном тоне:

— Я знаю, что ты поддержал Крючкова, но запомни — это плохой человек, ты увидишь это. — Затем добавил слово из разряда характеризующих — что-то близкое к негодяю.

Уже после путча на выходе из Кремлевского Дворца съездов Чебриков догнал меня, похлопал по плечу и сказал:

— Ты помнишь, что я тебе говорил о Крючкове?

— Помню, Виктор Михайлович. Помню…

Мне было горько и стыдно[414].

Наконец, завершая эту «шпионскую» тему, предоставим слово лицам, хорошо знавшим А. Н. Яковлева и рассказавшим о нем автору книги.

В. К. Егоров (в 1991 году помощник президента СССР):

Я не согласен с тем, что Яковлев чей-то агент, что он сознательно работал на какие-то внешние силы. Это не так. Да, фигура очень неоднозначная, противоречивая, изломанная — это видно даже по тем воспоминаниям, которые Александр Николаевич написал и опубликовал. Но делать из него шпиона — значит уходить от правды, упрощать представление и об этом человеке, и о том времени, в котором он жил.

Мне кажется, что в основе его действий в годы перестройки лежит глубинный комплекс, идущий от военных лет. Яковлев — нарцисс, он родился для того, чтобы все окружающие любовались им, его умом, талантами, поступками. А тут — тяжелейшее ранение, инвалидность, хромота на всю оставшуюся жизнь. Вот эта «ущербность» и наложилась на формирование его характера, его мировоззрения. Он подсознательно мстил за нее.

Он абсолютный большевик — вот ключ к разгадке многих его поступков. Два полюса: на одном убежденный коммунист Лигачев, на другом абсолютный большевик Яковлев. Что для меня означает слово «большевик»? Это образ мышления и манера действий, которые предполагают любыми путями — даже самыми безнравственными — добиваться поставленных целей.

Да, объективно он в последние перестроечные годы работал на интересы США, но субъективно не был врагом.

Возможно, к нему лучше применить такой термин — «нереализованный большевик». Человек, который в конце жизни не верил никому и ничему[415].

О. И. Ожерельев (в 1991 году помощник президента СССР по экономике):

Колумбийский университет был, на мой взгляд, тем рубежом, с которого начались перемены. Молодой парень, из деревни, недавний фронтовик, вдруг попадает в американскую действительность. Где все благоухает. Где ему читают лекции самые знаменитые профессора. Где он может брать в библиотеке любые книги.

Завербовали его там или нет — я даже не хочу это обсуждать. Молодой человек, недавно перенесший ужасы войны, видевший жуть послевоенной русской деревни с ее голодом, холодом, лаптями, керосиновыми лампами, с ее крепостничеством, вдруг попадает совсем в другую жизнь. И как после этого мозги не поедут?

Думаю, первый надлом произошел уже тогда.

Я, будучи совсем зрелым человеком, работником ЦК, был командирован в Японию. В ту страну, которую американцы в 45-м размазали по стене, а теперь — культура, техника, развитие, темпы… Мы возвращались вместе с Примаковым и вот начали по этому поводу рассуждать: отчего мы живем так дремуче, а японцы так процветают? Согласились с тем — и это было на поверхности, — что наш ВПК съедает все ресурсы, мы тратим на него слишком много. По возвращении я приехал в ИМЭМО, где Примаков тогда был директором, и там подготовили записку Горбачеву о необходимости резкого сокращения расходов на военно-промышленные нужды. В качестве примера привели бессмысленность расходов на производство танков — их к тому времени у нас было безумное количество. Через день меня в цековском коридоре встречает зав. оборонным отделом: «Твою мать, чего ты лезешь не в свои дела? Хотя бы ко мне зашел перед тем, как Горбачеву писать». Чуть ли не с кулаками на меня кинулся[416].

В. Н. Игнатенко (в 1991 году пресс-секретарь президента СССР):

Крючков был типичным чекистом: раз ты не с нами, значит, агентура, шпион и т. д. Сразу автоматом включался весь отработанный годами механизм: слежка, подслушивание разговоров… Меня он тоже прослушивал. Я потом сам читал материалы прослушки. Весь КГБ был нацелен на то, чтобы никому не доверять.

— И членов Политбюро слушали?

— Да. Но к этому отношение было спокойное. Раз ты подписался служить в аппарате, то будь готов к тому, что всегда будешь под колпаком, под жестким контролем. И Александр Николаевич это хорошо понимал.

Но хочу сказать, что он всегда был настоящим патриотом своей родины[417].

Ю. Н. Солодухин (в 1985–1986 годах консультант Отдела пропаганды ЦК КПСС, затем помощник члена Политбюро А. П. Бирюковой):

Был ли Яковлев агентом влияния, как впоследствии утверждали его недоброжелатели, в частности Владимир Крючков? Я думаю, что да, был. Не «иноагентом», как сейчас говорят, то есть он не получал деньги от зарубежных спонсоров. Он вернулся из Канады антикоммунистом, убежденным «западником». В его представлениях система должна была трансформироваться в государство с сильной социальной политикой, частной собственностью и рыночной экономикой.

У Марка Твена есть такой рассказ — «Человек, который совратил Гедлиберг», он про месть. Так вот, я не исключаю, что и Яковлев руководствовался чувством мести. Возможно, там сплелись два мотива: его искренняя убежденность в необходимости перемен и желание отомстить за свою ссылку 1973 года[418].

П. Р. Палажченко (с 1985 года личный переводчик М. С. Горбачева):

По-моему, Крючков не считал его шпионом, а использовал формулировку «агент влияния». Что я могу по этому поводу сказать? У Крючкова очень широкая трактовка этого понятия. Агентом влияния может быть человек, не обязательно завербованный или давший какие-то письменные обязательства. Ближайший помощник министра иностранных дел СССР Теймураз Мамаладзе и некоторые другие люди мне не раз говорили о том, что