Читать книгу "Искушение временем. Книга 1. Не ангел - Пенни Винченци"

— Вы больше не будете обедать?

— Нет. Нет, спасибо. Обед чудесный, но… я не очень голодна.

— Разумеется, нет. Ничто так не нарушает аппетит, как нервы. Однажды, когда я учился в средней школе, я играл роль в спектакле…

— Неужели, Брансон? Вы играли в школьном спектакле? Наверное, это была какая-нибудь моралистическая пьеса?

— Вроде того. Я так нервничал, что не мог нормально поужинать накануне, не говоря уже о завтраке и обеде в день выступления. Но, знаете, в тот момент, когда я оказался на сцене и произнес свою первую фразу, я почувствовал себя совершенно иначе. Очень спокойно. И дальше все пошло хорошо.

— А какая была эта первая фраза, Брансон? Можете вспомнить?

— Разумеется, могу. Фраза была такая: «Введите пленных, капитан Кук». Это был скетч о каких-то трусливых пиратах, которые были наказаны за свои злодеяния. Довольно забавная, по моему мнению.

— Я думаю, что так и было. А вы кого играли?

— Судью. Хотя, конечно, сейчас мне трудно понять, что делал судья на борту корабля. В общем, в конце концов я получил от игры большое удовольствие, и с вами сегодня произойдет то же самое. Мы с поварихой слушали, как вы репетировали. Вы играли очень хорошо.

Барти тронули его слова, она привстала на цыпочки и поцеловала Брансона в щеку. Тетю Селию, наверное, хватил бы удар, если бы она такое увидела. Брансон зарделся и смущенно закашлялся.

— Спасибо большое, Брансон. Мне теперь не так страшно. Я вам потом все подробно расскажу.

— Мы с удовольствием послушаем, мисс. Не забудьте вашу музыку.

— Да что вы, конечно не забуду. Спасибо.

Барти взяла нотную папку, там же лежало и письмо. Как только она приедет в офис, то сразу же отдаст его Уолу. Хотя к тому времени тетя Селия наверняка сама сообщит ему о том, что написала. А может, она еще и опередит ее…

Барти сбежала вниз по лестнице. Дэниелз уже ждал ее, приоткрыв дверцу большого «роллса».

— Добрый день, миледи Барти, — широко улыбнулся он. — Не правда ли, прекрасная погода для такого времени года? Куда желает ехать ваша милость? Прямо в концертный зал или заедем куда-нибудь по пути?

— В «Литтонс», пожалуйста, — хихикнула Барти.

— Я слыхал, что на ваш концерт у зала на Вигмор-стрит уже с утра собираются толпы народа, — с деланой серьезностью заявил Дэниелз, — и, по-моему, они правы. Иначе в зале может не остаться свободных мест. — Он расплылся в улыбке. Барти забралась в машину и улыбнулась ему в ответ. — Ваша папка с музыкой, миледи. Нельзя ее забывать. Иначе ваши поклонники будут разочарованы.

Селии вдруг показалось, что она с неимоверной скоростью летит на дно огромной черной дыры. Дыры, полной такого ужаса и такого страха, что Селия даже вскрикнула, уставившись на доктора Перринга. На его спокойном лице выразилось удивление.

— Я и сам не сразу об этом подумал. У вас грудь как-то… набухла. И эта усталость, тошнота… У вас был сильный токсикоз, когда вы ждали близнецов. Но поскольку вы ни о чем таком не упомянули… А вы сами не подозревали?

— Нет, — ответила Селия, покачав головой, — нет. — Это была правда, она не подозревала — такая возможность, как ни странно, даже не пришла ей в голову. Из всех ее тревог об этой она как раз и не подумала. Ни единого разу.

Селия сидела, и в голове ее вихрем проносились даты, события, в которые она пыталась привнести хоть какой-то порядок. Она так погрузилась в них, так глубоко ушла в то, что с ней происходило, что просто перестала обращать внимание на самую простую, но вместе с тем самую существенную деталь — свои месячные. Когда же это было в последний раз? Когда они прекратились? С Глазго? Точно, с Глазго. А может, с Оксфорда, с той чудесной ночи в гостинице? Там она здорово рисковала, и не один раз. Думай, Селия, думай. Что она с тех пор делала? Работала до потери сознания, побывала на сотне вечеринок, ходила по ночным клубам, устраивала день рождения близнецов… и… да, вот тогда это и было в последний раз. Она тогда подумала, что только месячных ей не хватает ко всему прочему, и так дел по горло. И с тех пор… впрочем, впрочем… нет, ничего. Ничего. Тогда было в последний раз. То есть… какое же число? Да, точно, шестое мая. А сейчас июль. Середина июля, да что там — почти конец. О господи. Боже, боже. Значит, срок уже больше двух месяцев.

— Я просто не подумала об этом, — сказала она и почувствовала, как глаза наполнились слезами. — Не знаю почему.

— Не нужно так расстраиваться. Это даже хорошо. Вашему мужу это явно пойдет на пользу. Последнее время у него очень усталый вид и подавленное настроение. Смею предположить, что ваша беременность даст ему новый стимул к жизни. Хотя сначала он, возможно, будет говорить, что не очень хочет этого ребенка.

Селия молчала, совсем не слушая доктора. Вопросы, один страшнее другого, роились в ее голове. Как, когда, где? И самый ужасный, самый кошмарный вопрос — чей? Чей это ребенок? Отцом мог быть и Оливер, и Себастьян. За последние два месяца с Оливером у нее была близость, и далеко не однажды. Она вообще никогда не отказывала мужу, никогда не уклонялась — просто из чувства собственной вины. Этот ребенок мог быть зачат как с Оливером, в печали и раскаянии, так и с Себастьяном, в радости и восторге. Селия всегда старалась быть осторожной — и с мужем, и с Себастьяном. Но собственное тело и природная плодовитость и прежде подводили ее. Неоднократно.

Селия с опаской заглянула в будущее, хотя бы в самое ближайшее, и поняла, что ее место в нем совершенно изменилось. Навсегда. Что бы она теперь ни делала, куда бы ни шла, с кем бы ни была, прежней жизни уже не вернуть. Она уже не могла так легко оставить мужа, если носила его ребенка. И в то же время не имела права жить с ним, потому что это мог оказаться ребенок любовника. У нее не было выхода, ей негде было укрыться, она и ее дитя отныне были беспомощно и безнадежно обречены.

— Боже мой! — воскликнула она. — Доктор Перринг, что же делать? — и разрыдалась.

Доктор был очень добрым и мягким человеком. Он дал Селии носовой платок, вытер ей нос и велел принести для нее чашку сладкого чая, а потом спросил, не хочет ли она поделиться с ним своими тревогами.

— Наверное, нет, — сказала Селия, откинувшись на спинку стула. Она вдруг почувствовала такую слабость и так задрожала, что перестала понимать, где находится. — Я…

И вдруг вспомнила. Вспомнила про письмо. И поняла: что бы она ни решила, как бы дальше ни сложилось, Оливер не должен его прочесть. Это было письмо из другой жизни, от другой женщины и не имело ничего общего с новой жизнью и новой женщиной, которой она неожиданно и опасно для себя стала.

Нужно бежать домой, найти и уничтожить письмо. Это первое и самое главное, что необходимо сделать новой женщине.

— Барти, милая, входи. Боюсь, я должна тебя разочаровать.

Барти привыкла к разочарованиям: в ее короткой жизни их было значительно больше, чем она того заслуживала. Тем не менее, глядя в приветливое лицо Дженетт Гоулд, она почувствовала, как слезы подступают к глазам и в горле встает ком. Она знала, что ей сейчас скажет эта женщина: Уол не сможет поехать на концерт. Что-то случилось, что-нибудь чрезвычайное, и ему пришлось срочно уехать с работы. А поскольку тетя Селия тоже не придет, на концерте не будет никого из ее близких и никто из них не услышит, как она играет.