Читать книгу "Правда и блаженство - Евгений Шишкин"

— Откат, который вы должны продажной финдиректорше, переходит ко мне, — твердо сказал Алексей.

Разуваев присвистнул.

— Таковы мои условия.

Разуваев раздумывал недолго.

— Встречный договор: после подписания документов ты отправляешь Инну Эдуардовну в Краснодар и не встречаешься с ней три недели.

— Зачем такое воздержание?

— За это время документы будут перерегистрированы. Мы таким образом себя обезопасим. Никакие арбитражные суды не смогут обжаловать сделку… Вдруг ты завтра на ней женишься? Тогда выйдет — сам себя объегорил. — Разуваев протянул Алексею руку, предлагая скрепить устные договоренности честным рукопожатием.

— Инна, — говорил Алексей по телефону в присутствии Разуваева, — я говорю тебе абсолютно взвешенно и трезво. Документы на передачу активов можно подписывать. Ольгу Геннадьевну отстрани от дел, она шпион, и немедленно отправь домой.

— Она столько лет работала у нас. На моего мужа.

— Она не зазря работала!

— Но как же?

— Тогда тебе стоит выбирать: либо я, либо она! — Алексей положил трубку.

Разуваев от восторга всплеснул руками.

— Лихо ты, Алексей Васильевич!

— В машине стояла прослушка? — спросил Алексей.

— Этот вопрос можно было не задавать.

— Я так и думал. Поэтому вы всё пустили на самотек…

— Где ты, Алексей Васильевич, научился этому искусству: охмурять баб? Они как-то быстро… тащатся от тебя, — шутя казалось бы, спросил Разуваев, но под первыми смешливыми нотами прослушивались другие, разведывательные. — «Виагру» им, что ли, подсыпаешь? Или, может, у тебя какие-нибудь в него шары встроены? Я знаю, в армии этим делом увлекаются.

— Хочешь, открою тайну? — Алексей серьезно посмотрел на Разуваева.

— Сколько будет стоить? — рассмеялся тот и чуть покраснел от смущения: познать тайну соблазна он явно хотел.

— Нисколько.

На короткий, предстартовый момент меж ними зависла важная тишина.

— Я перед свиданием, — понизив голос, признался Алексей, — вернее, перед постельными делами его свежим чесноком натираю. Чтоб чесночный сок попал. Этот чесночный сок особое жжение в женщине вызывает… Потом ее просто плющит от кайфа… Она тебя уже никогда не забудет и побежит за тобой хоть в Сибирь.

— В Сибирь не надо, — рассмеялся покрасневший от важности разговора Разуваев. — Ты, Алексей Васильевич, это вправду? Не врешь?

— Только со шлюхами, Разуваев, не экспериментируй. Они этот финт сразу просекут. Безотказно действует на порядочных женщин…

— С чего ты взял, что я буду экспериментировать?

— Зачем тогда расспрашивал? — резонно упрекнул Алексей.

VII

После подписания документов Алексею с трудом удалось выпроводить Инну в Краснодар. Она капризничала, не хотела ехать, поминутно задавала вопрос: почему?

— Я обещаю, что прилечу к тебе! — строго говорил Алексей, целовал ее в висок, в волосы, в полные, безумно горячие губы.

Она улетела. Но, должно быть, только шасси самолета коснулись до краснодарской бетонки, в Москву летел звонок. По телефону они могли говорить и меньше минуты и изнурительно долго.

О, Господи! — восклицал Алексей, — нет ничего проще и слаще, чем любить веселушку-простушку с легким пьяным характером! Северную красавицу, холодноватую молчунью любить тяжко, болезненно, а уж если она уходит, то и мир для мужика расколот… А сумасбродку южанку? — на этот вопрос Алексей не успевал ответить. Инна звонила ему:

— Почему я должна ждать? Какие силы тебя держат? Ах, да, извини. Я глупая. Я не понимаю, что у тебя есть жена, дети, теща… что ты им обязан… Я глупая, прости… — Звонок обрывался.

Через несколько минут — снова звонок:

— Прости, я вела себя как девчонка. Я буду ждать тебя и месяц, и два, и целый год буду сидеть и ждать… — тараторила она покаянным голосом. — Яхта находится в порту, в Туапсе. На яхте делается ремонт. Гостиная, спальня, столовая — везде новые интерьеры и мебель… Найди, Леша, фотографа из парка. Я хочу, чтобы в спальне висела наша фотография. И — слышишь меня! — обязательно — большие слайды с видами парка! Я их повешу с подсветкой в гостиной яхты.

— Я привезу тебе эти слайды.

— Нет, ты сделай их сейчас же и переправь мне. Через срочную службу доставки. Я хочу, чтобы к твоему приезду на яхте все было готово… Почему ты молчишь? Я чувствую, что я тебе надоела. Я просто влюбчивая дура!

Сколько бы они ни говорили, что-то всякий раз оставалось недосказанным, невыясненным, какие-то слова подозрительно холодными, чуждыми, какой-то мотив разговора обидным; любая мелкая ничтожная размолвка воспринималась Инной как предательство Алексея.

Это было днем. Зато какой ласковой, несдержанной, распущенной и любвеобильной она становилась поздним вечером и ночью! Алексей не просто слышал ее трогательный приглушенный голос, призывавший к любви, счастью близости, он чувствовал запах ее духов, запах ее кожи, запах ее волос, он щекой чувствовал шелк ее ночной рубашки. И в том не было греха! Она шептала ему:

— Я буду целовать тебя… Я замучаю тебя поцелуями, ты слышишь… Я тебя как маленького ребенка всего-всего затискаю и истаскаю… А ты будешь меня целовать?

— Я буду целовать всю-всю… Твои плечи, твои руки… Твои самые красивые и самые сладкие губы… Я буду целовать твои ноги… И буду любить тебя сильно, долго… До слез счастья, до искр в глазах… Я буду брать тебя нежно и властно… Ты чувствуешь, как мои губы целуют твой живот?

Опаленная излияниями Алексея она, вероятно, извивалась в постели, изнывала, мучилась в любовном исступлении, а потом громко часто вздыхала, шептала бессильным голосом:

— Милый, ты опять это сделал… Немыслимо… Я сойду с ума… Когда ты прилетишь?

Инна могла позвонить в любой час. Ночь-полночь — она не считалась со временем, и, наверное, жестко подгоняла дизайнеров, отделочников яхты, каждый день и чуть ли не каждый час рассказывая Алексею о новшествах, то о набивных сиреневых шторах в гостиной, то о светло-бежевой мягкой и уютной коже, которой обили столовую, то о светильниках в спальне, где будет шесть вариантов освещения и у каждого — свое назначение: сон, любовь, релаксация…

— Какая чушь! — отзывался Алексей. — Пресыщение и разврат роскошью.

— Ты меня просто не любишь!

А в три ночи опять звонок:

— Лешенька, выглянула в окно. В доме напротив — горит свет. В одном окошке… Помнишь, такие строчки: «Вот опять окно, где опять не спят…»

— Может, пьют вино, Может, так сидят, — продолжал Алексей.

— А быть может, рук не разнимут двое…

— В каждом доме, друг, есть окно такое…