Читать книгу "Лавкрафт. Живой Ктулху - Лайон Спрэг де Камп"

Уилсон описывает сверхмоллюсков из «Тени безвременья» и комментирует: «Теперь, когда ужас бросающего в дрожь откровения, на котором строился длинный и занудный рассказ, оказывается чем-то вроде этого, вы можете смеяться или испытывать отвращение – но, вероятнее всего, вам не суждено испугаться; хотя я признаю – в качестве дани тем способностям, коими обладает Г. Ф. Лавкрафт, – что он, по крайней мере в этом эпизоде своего цикла, касающегося всеведущих конических улиток, заставил меня несколько умерить свой скептицизм. Их место в конце концов заняла раса с другой планеты, на которую Лавкрафт, несомненно, положился как на порождение непреодолимого ужаса, что я совершенно не могу принять: полуневидимые полипообразные чудовища, издающие пронзительные свистящие звуки и уничтожающие своих врагов ураганами. Подобные твари очень хорошо смотрелись бы на обложках популярных журналов, но совершенно непригодны для взрослого читателя. Истина состоит в том, что эти рассказы были халтурой, предназначенной для таких изданий, как „Виэрд Тэйлз“ и „Эмейзинг Сториз“, и где, по моему убеждению, им и следует оставаться.

Единственный подлинный ужас большинства подобных произведений – ужас плохого вкуса и плохого мастерства. Лавкрафт не был хорошим писателем. Тот факт, что его многословный и непримечательный стиль сравнивается со стилем По, является одним из множества печальных признаков того, что писательству уже почти никто не уделяет должного внимания…»

Уилсон заявляет, что воспринимает как «ужасающие» слова профессора Томаса О. Мэбботта: «Лавкрафт – один из немногих авторов, о которых я могу честно сказать, что наслаждаюсь каждым словом его рассказов». Затем Уилсон разносит прилагательные Лавкрафта: «…усеял свои рассказы такими прилагательными, как „жуткий“, „ужасный“, „страшный“, „повергающий в трепет“… Несомненно, одно из важнейших правил при сочинении эффектного рассказа ужасов – никогда не использовать ни одно из этих слов, особенно если в довершение всего вы собираетесь ввести невидимого свистящего спрута». Уилсон продолжал: «Сам Лавкрафт, впрочем, немного интереснее своих рассказов… Его крупное эссе о литературе сверхъестественного ужаса действительно искусное произведение. Он выказывает отсутствие здорового литературного вкуса, восторгаясь Мейченом и Дансейни, которых до некоторой степени признает образцами, однако он всесторонне ознакомился с этой областью – он увлекался готическими романистами – и пишет о ней с большим пониманием».

Уилсон приписывает Лавкрафту «научное воображение, довольно схожее с ранним Уэллсом, хотя и значительно ниже… Но культ Лавкрафта, я опасаюсь, находится даже на более инфантильном уровне, нежели Нерегулярная Армия с Бейкер-стрит и культ Шерлока Холмса»[668].

Выдающийся, но упрямый Эдмунд Уилсон страдал от того же литературного снобизма, что поразил и Лавкрафта: разделения литературы на небольшой класс произведений, которые ему нравились и которые он называл «настоящей литературой», и отвержения всего остального как «халтуры». Он называл Сомерсета Моэма «второсортным», а в другой статье в «Нью-Йоркер» под заголовком «Кого волнует, кто убил Роджера Экройда?» освистал весь детективный жанр. Поскольку он также отвергал Мейчена и Дансейни и написал на роман Толкиена «Властелин колец» три крайне презрительных отзыва, закрадывается подозрение, что он не признавал вообще никакую фантазию.

Это ограниченный взгляд на литературу. Произведения бывают различных видов и служат различным целям. Они предназначены для различных читательских кругов, и их можно классифицировать как хорошие, плохие или так себе по тому, насколько они притягивают к себе читателей. У нас у всех свои собственные предпочтения, но не годится оценивать детскую сказку, роман, разоблачающий условия труда на производстве будильников, и детектив по одним и тем же критериям. В общем, чем больше различных жанров – выполненных со знанием дела – предпочитает читатель, тем больше удовольствия он получает от чтения.

В 1962 году, десятилетие спустя после кампании Эдмунда Уилсона, другой Уилсон – Колин, разносторонний английский писатель и критик – обратился к Лавкрафту в книге «Сила мечтать (литература и воображение)»: «В некотором роде Лавкрафт – ужасная личность. В своей „войне со здравым рассудком“ он напоминает У. Б. Йейтса. Но, в отличие от Йейтса, он нездоров… Лавкрафт совершенно одинок; он отверг „реальность“; он как будто утратил все здоровые чувства, которые нормального человека заставили бы отступить на полпути… Он начал как один из наихудших и самых напыщенных писателей двадцатого столетия, но в конце концов развил в себе некоторую дисциплинированность и расчетливость – хотя так и остался любителем словечек вроде „жуткий“ и „абсурдный“ и таких сочетаний, как „безнадежная, всеохватывающая паника“ и „совершеннейший крайний ужас“. Две его повести, „Тень безвременья“ и „Случай Чарльза Декстера Уорда“ – несомненная второстепенная классика литературы ужасов; также по меньшей мере десяток его рассказов заслуживает существования…

Тем не менее необходимо признать, что Лавкрафт – весьма никудышный писатель…

Впрочем, хотя Лавкрафт и является таким скверным писателем, он обладает некоторой значительностью вроде Кафки. Пускай его произведения и не состоялись как литература, они все же представляют интерес как психологическая история болезни. Жил да был человек, который даже и не пытался принять условия жизни…

Однако Лавкрафт – не единичный чудак. Он творит в узнаваемой романтической традиции. Хоть он и не крупный писатель, в психологическом плане он один из самых интересных людей своего поколения»[669].

Пускай и проявив больше умеренности, нежели другой Уилсон, Колин Уилсон составил неправильное суждение о Лавкрафте. Он приписал непреклонному материалистическому атеисту желание «подорвать реальность» и доказать существование сверхъестественных существ и сил. Воспринимая рассказы более серьезно, чем сам автор, он упустил в них шутливый элемент.

Критика Колина Уилсона имела продолжение. Он посетил Провиденс и прочел в Библиотеке Университета Брауна магистерскую диссертацию по Лавкрафту Джеймса Уоррена Томаса. Томас был настолько потрясен расизмом Лавкрафта, что после этого смог увидеть в нем мало хорошего – подобно стороннику «сухого закона», который пишет о По, но не может пройти мимо того факта, что По был алкоголиком. Поэтому он оживил свой труд выражениями вроде «бесполый неудачник», «мягкотелое и эгоистичное создание» и «неженка-психопат». Они так возмутили Дерлета, что он убедил Томаса отказаться от планов по изданию диссертации книгой.