Читать книгу "Поступили в продажу золотые рыбки - Кир Булычев"

— Ох! — сказал Удалов.

— Корнелий! — остановила его руку Ксения. — А ты, Максим, допил — уходи. Видишь, отец не в духе.

Дня через два Грубин стоял утром во дворе, снимал с веревки свои высохшие холостяцкие вещи, а мимо бежал в школу Максимка Удалов.

— Дядь Саша, — обрадовался он, увидев соседа, — а я сон видел.

— А кто сегодня играет? — не удивился Грубин, который давно уже привык не удивляться необычным вещам и событиям, потому что жизнь в городе Великий Гусляр — самая главная неожиданность, которая может случиться на свете с человеком.

— Нет, не про хоккей, — сказал Максимка, — а про старика Ложкина.

— Так что же сделает старик Ложкин?

— Его в милицию заберут за хулиганство, — сказал Максимка. — Смешно, правда?

— Ох, твое счастье, — сообщил Грубин, — что это ты мне рассказал, а не кому еще.

— Что же я, не понимаю, кому рассказывать? Мне тоже своя рубашка ближе к телу.

Максимка иногда бывал не по годам рассудителен.

— И все-таки, — заметил Грубин, — мог бы кого иного выбрать для своих шуток. Старик Ложкин сам кого хочешь в милицию отведет. Он же первый друг закона и порядка.

— Вот и смешно, — сказал Максимка. — Ну, ладно, я в школу пошел, у нас сегодня литература первая, а я плохо стихи запоминаю.

Вечером, часов в шесть, старшина милиции Пантелеймонов ввел во двор старика Ложкина. Ложкин стеснялся неожиданной скандальной славы, отворачивался от взглядов и возгласов соседей и делал вид, что ведут вовсе не его, а кого-то другого.

Старшина Пантелеймонов вел за собой ложкинский велосипед с погнутым передним колесом.

— Матрена Тимофеевна! — воскликнул он, становясь посреди двора. — Принимай своего хулигана.

— Что такое, что такое? — Старуха Ложкина высунулась по пояс из окна на втором этаже. — Быть этого не может.

— Ну зачем вы так, — сказал Ложкин милиционеру укоризненно. — Люди же смотрят.

— А это и есть гласность закона, — сказал старшина. — И профилактика.

— Чего он натворил-то? — спросил Корнелий Удалов. — Может, на поруки брать пора?

— Нет, мы его так отпустим, — сказал Пантелеймонов. — Он на козу на велосипеде наехал, травму ей нанес, а потом скрылся с места происшествия. Пришлось чуть ли не городской розыск объявлять, да хорошо, что свидетели нашлись. Теперь будет штраф платить.

— Нечего козам на проезжей части делать, — пробурчал Ложкин.

Но тут выбежала из дома его жена, приняла старика с велосипедом, а старшина Пантелеймонов ушел.

На следующий день Грубин без особого дела ошивался с семи часов во дворе, ждал, когда Удалов-младший пойдет в школу.

— Поджидаешь, дядя Саша? — спросил лукавый мальчуган. — А говорил, что Ложкина арестовать нельзя.

— Оказывается, можно, — сказал Грубин. — Так что ты сегодня во сне смотрел?

— Не беспокойся, — сказал Максимка. — Тебя не касается.

— Но интересно же с научной точки зрения.

— Какая же может быть научная точка зрения на Ваську Борисова? — удивился Максимка.

— Так что же будет с Васькой Борисовым?

— А ничего, — сказал Максим и пошел к воротам.

— И не мечтай. — Грубин в два шага обогнал молодого человека и вынул из кармана яблоко «джонатан».

Максимка улыбнулся:

— Угостить хотите? Так я уже завтракал.

Он ловко обогнул Грубина и продолжил путь к воротам, но потом сжалился и сказал:

— Кидайте яблоко. Ваську Борисова по английскому вызовут, а он будет стоять и глазами хлопать. Так ему и надо… отличнику.

Грубин довольно долго стоял посреди двора и думал. Он уже почти не сомневался в том, что неизвестный ему Васька Борисов сегодня из школы без двойки не уйдет. Но как объяснить странное явление природы, проявившее себя в скромном доме № 16 по Пушкинской улице? Ведь чудес не бывает, сказки также в большинстве случаев оказываются ложью или имеют под собой естественное основание. А что делать с вещими снами?

Грубин обратил внимание на то, что окно в квартире профессора Льва Христофоровича Минца, временно проживающего в городе Великий Гусляр, распахнуто. Перед окном профессор делал утреннюю зарядку.

— Лев Христофорович, — спросил Грубин, — как бы вы объяснили вещие сны?

— Вещих снов не бывает, — сказал профессор Минц, и тут же голова его исчезла за подоконником, потому что он сделал приседание.

— Теоретически, — сказал Грубин. — Чисто теоретически. Если бы вещие сны были.

— Рассмотрим, — голова профессора возникла вновь, — теоретическое предположение.

Голова исчезла. Грубин ждал.

— Все ясно, — сказал профессор, закончив упражнение. Он глубоко дышал, разводил руки в стороны. — Я бы — ух — сказал — ух, — что мы имеем дело — ух — с временным сдвигом — ух. Понятно?

— Нет!

— Субъективное время при вещем сне движется быстрее, чем объективное. — Профессор растирал себя махровым полотенцем, и луч весеннего солнца ослепительно отразился от его потной лысины. — Субъект во время вещего сна движется по оси времени поступательно и, естественно, заглядывает в будущее. Затем просыпается и возвращается в обычное состояние. Проще пареной репы. Когда-нибудь напишу об этом статейку. Практического значения не имеет, но парочку интересных уравнений я в этом усматриваю. Спасибо, Саша.

— И никакого практического значения?

— Ровным счетом никакого.

Профессор исчез — ушел готовить себе завтрак, а Грубин чуть нахмурился. Он не стал говорить Льву Христофоровичу о своем открытии — победила свойственная Грубину деликатность. Не хотелось ему раньше времени травмировать ребенка, подвергать его излишнему вниманию науки. Вместо этого Грубин направился к Корнелию Удалову, чтобы поговорить с ним как с отцом феномена.

Отец феномена как раз спускался по лестнице, направляясь в контору. Грубин сказал:

— Я провожу тебя, Корнелий.

Корнелий удивился, но возражать не стал.

Когда друзья вышли на улицу, Грубин сказал:

— Что будем с Максимкой делать?

— Опять чего набедокурил? — Удалов встревожился — неужели с раннего утра неприятности по семейной линии?

— Я о том, что ему снится, — сказал Грубин.

— Как он про хоккей угадал?

— И другое. Я тебе должен глаза открыть. Вчера утром он мне неприятность с Ложкиным предсказал. Включая милиционера.

Друзьям бы обернуться, посмотреть, не идет ли кто сзади. Ведь беседа не предназначалась для чужих ушей.

Но они были так увлечены, что не заметили старуху Ложкину, которая все услышала и примчалась домой в заметном озлоблении.