Читать книгу "Соотношение сил - Полина Дашкова"

Но Агнешка уже закрыла за ним дверь. Эмма протянула руку, чтобы отстранить польку, и встретила ее спокойный, слегка удивленный взгляд, который подействовал как ушат холодной воды.

«Да что со мной? Бежать за ним глупо. – Эмма сморщилась, тряхнула головой. – Он взрослый человек, я ему не нянька».

– Госпожа, мне нужен ваш совет. – Полька все еще стояла у двери, но глаза опустила. – Я впервые попыталась сделать вишневый штрудель. Пожалуйста, попробуйте. Правильно ли у меня получилось, и если нет, то в чем ошибка?

* * *

Ося вышел из телефонной будки, не спеша прошел пару кварталов до парка. Третья скамейка справа от главного входа оказалась занята. На ней сидели две пожилые дамы, двигали спицами, оживленно болтали и уходить явно не собирались. Он опустился на соседнюю, закурил.

На групповых снимках участников научных конференций Брахт всегда стоял или сидел рядом с Мазуром. Внешность у обоих была запоминающаяся. Ося не сомневался, что сумеет узнать Брахта.

В воскресном приложении к «Ивнинг пост» за август двадцать шестого, посвященном дню рождения Резерфорда, среди дюжины фотографий он нашел знакомые лица. Вместе с Резерфордом в кадр попали Марк Мазур, Вернер Брахт и молодая красивая женщина. Из подписи внизу Ося узнал, что это Марта Брахт. Снимок был сделан в Кембридже, в парке на большой лужайке у озера. Все четверо, включая Марту, в широких летних брюках. Ее гладкие светлые волосы подстрижены прямым каре, по моде тех лет. Ворот свободной блузки расстегнут, тонкая талия перетянута широким ремнем. Рука лежит на руле велосипеда, прислоненного к стволу дерева. Марта смеется в объектив. Вернер сидит по-турецки на траве у ее ног, Мазур и Резерфорд стоят лицом к лицу в комичных бойцовских позах, изображая, что готовятся отдубасить друг друга.

Резерфорду тогда исполнилось пятьдесят пять. Брахту и Мазуру уже перевалило за сорок. На снимке все четверо выглядели молодыми и счастливыми.

Дожидаясь Брахта, Ося вспомнил ту фотографию и подумал: «Марта погибла, Резерфорд умер, Мазур попал в советскую тюрьму. Все эти годы работа над резонатором оставалась для Брахта главным утешением, смыслом жизни».

Дамы на соседней скамейке обсуждали способы лечения ревматизма, качество вязальной пряжи, последнюю комедию с Марикой Рекк и пользу спортивных лагерей для здоровья подростков. Ося встал, отошел, чтобы выкинуть окурок в урну, и вдруг услышал:

– Добрый вечер, господин Брахт.

– Здравствуйте, фрау Грюн, здравствуйте, фрау Мильх.

Невысокий худой старик в светло-сером пиджаке и шляпе стоял возле третьей скамейки. Ося вернулся, сел на место, снял темные очки, поймал взгляд Брахта и едва заметно кивнул. Старик кивнул в ответ, поправил шляпу.

– Господин Брахт, присаживайтесь. – Дама положила свое вязание на колени и похлопала ладонью по скамейке. – Давно хотела вас спросить, как вам польская прислуга?

– Часто вижу ее в бакалее, вы доверяете ей покупку продуктов? – заверещала вторая. – Мы своей польке никогда не даем наличных денег.

– Милые дамы, я бы с удовольствием поболтал с вами, но простите, у меня сегодня весь день болит голова, мне надо немного прогуляться.

– От головной боли отлично помогают теплые компрессы из отвара лаванды…

– Можно еще добавить немного мелиссы…

Брахт растерянно взглянул на Осю. Ося подмигнул, поднялся и медленно двинулся по аллее в глубь парка. Пройдя метров двадцать, остановился, оглянулся. Брахт быстро шел к нему.

– Господин Бенини? – спросил он с легкой одышкой.

– Да, это я. – Ося пожал ему руку. – Здравствуйте, господин Брахт. Приятно познакомиться.

– Простите, я отнял у вас время, Шарлоттенбург вроде маленького поселка, на каждом шагу встречаешь знакомых. Аптекарша и булочница всегда появляются некстати и разносят сплетни.

– Ничего, я не тороплюсь.

– Если я правильно понял, вы привезли официальный ответ из секретариата Ватикана?

– Я привез письмо из деревни под Краковом от женщины, которая приютила мальчика. Давайте сядем, на ходу неудобно.

– Да, конечно, идемте, я знаю тихое место, где никто не помешает. – Брахт взял Осю под руку. – Не могу найти слов, чтобы вас поблагодарить. Честно говоря, совершенно не надеялся получить ответ. А вы как-то связаны с Ватиканом?

– Нет, я журналист. – Ося улыбнулся. – Мой друг епископ, узнал, что я лечу в Берлин, и попросил передать вам письмо лично в руки. Опасался отправлять по почте.

– Абсолютно правильное решение, – Брахт понизил голос, – вы знаете, тут у нас почту вскрывают, полякам и чехам запрещено переписываться с родственниками, письмо на польском могло привлечь внимание цензуры.

Они свернули с главной аллеи, по тропинке вышли к маленькой поляне, окруженной кленами и липами. Ося взглянул на часы, подумал: «Скоро начнет темнеть. Он должен прочитать при мне».

– Вы все-таки торопитесь, – виновато заметил Брахт.

– Нет, вечер у меня совершенно свободный, просто дурацкая привычка постоянно смотреть на часы.

На краю поляны, между стволами кленов, стояла одинокая скамейка без спинки, такая короткая, что они вдвоем едва на ней поместились. Ося протянул Брахту польский конверт.

– Вот, возьмите. Там фотография мальчика и его рисунок.

Брахт надел очки, осторожно вытащил снимок, шмыгнул носом, пробормотал:

– Похож, одно лицо… Удивительно, еще остались люди…

Ося поглядывал на него искоса и мысленно подгонял: «Ну, давай же быстрее! Темнеет! Потом будешь переживать и умиляться сколько душе угодно!»

Наконец конверт и фотография нырнули в карман Брахта. Он достал платок, вытер глаза, высморкался.

– Господин Бенини, мне бы хотелось… Скажите, я могу как-то отблагодарить вас и вашего друга епископа?

– Да, можете. – Ося протянул ему московский конверт. – Это письмо вам. Пожалуйста, прочитайте сейчас.

– Мне? – Старик так высоко поднял брови, что шляпа поползла к затылку. – От кого?

– Откройте, посмотрите, думаю, вы легко узнаете почерк.

Брахт поправил очки, дрожащими руками вытащил листки.

– Господи! Откуда это у вас?

– Долгая история. Пожалуйста, вы сначала прочитайте. – Ося поднялся. – Я отойду на пару шагов, чтобы вам не мешать.

Он встал спиной к скамейке, прислонился плечом к стволу клена. Сумерки опускались быстро. Заметно похолодало. В кронах уже мелькали первые желтые и красные листья. Где-то совсем близко трещала сорока, по траве стелился легкий туман. Через пять минут раздался изменившийся, глухой голос:

– Пожалуйста, дайте мне сигарету, я забыл свои.

Ося сел рядом на скамейку, закурил вместе с ним. Брахт глубоко затянулся и произнес: