Читать книгу "Император Наполеон - Николай Троицкий"

Губернаторство Лоу в «логове сатаны» было главным делом его жизни - делом, которое зловеще «прославило» губернатора на весь мир так, что эта «слава» живет до сих пор. Сэр Лоу признан «самым знаменитым тюремщиком в истории»[1938], «всемогущим пигмеем», который терзал «безоружного гиганта»[1939], но чисто по-человечески - ничтожеством (даже Веллингтон считал его «кретином»[1940]), заурядным «солдафоном, который помешался от свалившейся на него ответственности»[1941]. «Лоу в самом деле, - с уверенностью диагностировал его Д. С. Мережковский, - душевно заболевает от вечного страха, что Наполеон убежит; знает, что может убежать, а отчего не бежит - не знает»[1942].

Прежде всего, Лоу тщательно проверил, отлажен ли до совершенства механизм систем охраны острова, надзора за ссыльными и слежки за всем, кто только и что могло бы повредить охране, надзору и слежке. Весь этот караульно - сыскной режим с момента доставки Наполеона и его спутников на остров, т. е. с 15 октября 1815 г., и до прибытия Лоу возглавлял адмирал, будущий первый лорд Адмиралтейства сэр Джордж Кокбэрн - тот самый, кто депортировал Наполеона на Святую Елену. Лоу с «тиранической пунктуальностью» (по выражению Ж. Мартино) углядел и ликвидировал нежелательные послабления в режиме и придал ему инквизиторскую законченность, превратив «весь остров в застенок»[1943].

Почти три тысячи солдат были расставлены вдоль шестикилометровой каменной стены, которая окружала Лонгвуд и примыкающую к нему часть плато, так, чтобы они видели друг друга. По ту сторону стены Наполеон мог гулять только в сопровождении английского офицера, причем вторая, внешняя, цепь дозорных с каждого из холмов вокруг Лонгвуда оповещала внутренние посты сигнальными флажками обо всех перемещениях «пленника Европы». Меньшие цепи часовых и пикеты бдили по всему острову, на всех спусках к океану, вплоть до тропинок, настолько крутых, что «император, при тучности своей, не мог бы спуститься по ним, не сломав себе шею»[1944]. С началом сумерек лонгвудские часовые сближались и окружали дом так, чтобы никто не мог ни войти в него, ни выйти. Дежурный офицер по два раза каждые сутки лично удостоверялся, что пленник на месте. Не удивительно, что Наполеон, когда его соузники жаловались на обилие и агрессию лонгвудских крыс, отмахивался от их жалоб: «Меня больше раздражают часовые»[1945].

Каждая площадка, каждый удобный выступ на плато и все подходы к острову были уставлены пушками, способными отразить любую атаку со стороны океана. Тем не менее два военных корабля беспрестанно ходили вокруг острова на всякий случай. Б. О’Мира имел все основания утверждать, что «чрезвычайные меры предосторожности, дабы воспрепятствовать побегу Наполеона, были приняты; оставалось разве лишь запрятать императора в тюрьму и посадить его там на цепь»[1946]. Но Хадсону Лоу казалось, что «предосторожностей» еще мало, и все время, пока был жив Наполеон, он изыскивал новые. Российский комиссар на острове граф А. А. де Бальмен аккуратно оповещал Петербург о действиях Лоу. Вот два примера. 18 февраля 1818 г.: «Он без устали трудится над укреплениями Святой Елены, ставит в разные места новые телеграфы и батареи, удвоил караулы в Лонгвуде». 30 января 1819 г.: «Он роет рвы, возводит укрепления, словно постоянно готовится к бою»[1947].

Все это и раздражало, и в некотором роде забавляло императора, вызывало с его стороны саркастическую реакцию. «Когда Лоу окружает мой дом своими офицерами, - говорил он, - они напоминают мне дикарей, исполняющих танец вокруг пленников, перед тем как их съесть»[1948]. Гораздо болезненнее Наполеон реагировал на каждодневное вмешательство самого губернатора или его дежурных офицеров в быт Лонгвуда, сопровождаемое всевозможными притеснениями. Лоу неустанно подогревал усердие своих служак, внушая им, что «надзирающий офицер занимает на острове второе место после губернатора». «И эти бедняги, - читаем о них у Жильбера Мартино, - не знали ни минуты покоя, бегали, высматривали и вынюхивали, теребили садовников, китайцев и рабов, капралов и сержантов, чтобы сплести сеть для сбора и фактов, и сплетен . Но Лоу не был удовлетворен их усердием и требовал от них большего воображения: им бы следовало по вечерам бродить под окнами, подслушивать, прижимаясь ухом к ставням, а еще лучше заглядывать в комнату “генерала” сквозь щели между досками. Если же его советы шокировали офицеров, он обвинял их в “чистоплюйстве” и кричал: “Я прикажу просверлить дырку в его комнате, чтобы вы могли наблюдать за ним днем и ночью!”»[1949].

Лоу въедливо, с параноидальной подозрительностью, перлюстрировал и задерживал всю переписку Наполеона, отказывался выдавать ему книги, присланные из Европы, поскольку они были адресованы «императору Наполеону». «Я такого не знаю, - ёрничал губернатор. - У меня в плену генерал Буонапарте»[1950]. С той же целью - как можно жестче изолировать «пленника» - он запретил французам общаться с жителями острова, а островитянам - с французами. «Своенравно и со злой иронией, - вспоминал Э. Лас-Каз, - губернатор сокращает зону передвижений императора, отмечает следы его шагов и заходит так далеко, что пытается регулировать содержание его бесед и характер его выражений»[1951]. «Приняты были все меры предосторожности, какие только могло изобрести человеческое остроумие, дабы устранить для Наполеона возможность всяких сношений с внешним миром», - так оценил все это В. Слоон[1952].

Сэр Хадсон не гнушался даже прикарманивать деньги, которые английское правительство отпускало на содержание «пленника Европы». Он, например, не выдавал Наполеону сукно, ссылаясь на то, что нет зеленого цвета, любимого императором. Наполеон вынужден был перелицовывать свои старые мундиры.