Читать книгу "Корпоративное бессознательное - Александр Андронин"

«До конца улицы, и сразу обратно».

– Действительно, – сказал ему Кеорт. – Что мне ещё остаётся? Я больше ни на что не гожусь. Сам я не умею ничего… хотеть. У меня хватает ума только на то, чтобы себя обмануть и начать думать, что цели компании – это на самом деле мои цели.

Человек снова поманил к себе, в дым.

Надо только встать, спуститься за ним по ступенькам. Выйти наружу уже не получится, и это будет правильно.

Перед глазами всё стало мутным, как после тяжёлого сна. Кеорт протёр глаза, но ощущение сюрреалистичности не пропало, словно он заснул на неопределённое время и теперь не совсем проснулся. Пока он спал, человек в дыму не сдвинулся ни на шаг.

– Надо решить, – произнёс голос совсем рядом.

Кеорт повернул голову. В двух шагах от него на асфальте сидел Артон Эгер. Его лицо было чистым и светлым, совсем не похожим на кусок горелого мяса, как должно было быть. Он смотрел в небо. Кеорт поднял глаза – небо оказалось безоблачным и совершенно белым. Густые снопы света падали на Артона, разгоняя дым. Артон глядел на свет и щурился, морщины вокруг глаз почему-то делали его непривычно молодым и беззаботным. Говоря, он чуть заметно улыбался.

– Ты болен, – сказал он Кеорту, сжавшемуся у стены в мокром тряпье.

– Я думал, что уже выздоровел.

– Разве похоже, что ты здоров? – Артон иронично поднял бровь и развёл руками, указывая вокруг себя. – Чтобы выздороветь, нужно прежде всего осознать болезнь.

– Я был уверен, что пришёл сюда сам. По своей воле. Что это было моё решение.

– Ты просто завершал своё задание. На всё это время ты на самом деле хотел лишь одного: отчитаться о завершённом задании и получить новое. Ты хотел, чтобы тебе сказали, что делать дальше. Как всегда. Ты всё ещё болен.

Артон посмотрел в бледное небо. Планетарные кольца были видны как никогда хорошо. Они всегда были там, эти круги, Кеорт просто привык их не замечать.

– Многократное повторение, – тупо произнёс Кеорт.

– Многократное повторение, – кивнул Артон. – Это очень простой метод, но он работает.

– Даже осознавая, что я выполняю чужую волю, я не могу противиться.

– Это нельзя исправить поворотом переключателя в мозгу. Всё, что сейчас выедает тебя изнутри, вбивали тебе в голову очень долго.

– Оно везде, куда бы я ни посмотрел, – простонал Кеорт. – Образы повторяются, многократно и постоянно. Круг. Замкнутый круг.

– Образы. – Артон улыбнулся ему и снова поглядел в небо. – Из них состоит память. Настоящие образы замещаются схожими, теми, которые ты видел в фильмах, на картинах, встречал в книгах. Заимствованные образы заменяют настоящие, из них формируются вымышленные события, вытесняющие реальные. Твоя память состоит из того, что было, и того, чего не было, и ты не можешь отличить одно от другого.

Твоя установка на подчинение, твоё атрофированное целеполагание – вот твои главные проблемы.

Ты постоянно возвращаешься к ним, снова и снова пытаешься подступиться к ним с разных сторон. Многократное повторение.

Вселенское движение по кругу. Траектории планет, вращение систем, полёт по орбите в пустоте. Тотальная, космических масштабов несвобода воли.

– В этот раз движение сбилось с привычной траектории и родилось противоречие, – сказал Артон.

Он улыбнулся, подставляя лицо лучам света, и его лицо на секунду растеклось, как расплавленный воск. Кеорт моргнул, и лик специалиста снова стал светлым и чистым. Он продолжил говорить.

– Родилось противоречие – между тем, как говорят, и как есть. Конфликт между тем, чего хотят от тебя, и тем, чего мог бы хотеть ты сам.

Артон повёл глазами вокруг. Кеорт тупо проследил его взгляд.

– Здесь твой внутриличностный конфликт получил материальное выражение, принял форму огня. Внутреннее напряжение, порождённое попытками увязать и согласовать противоречия – как говорят и как есть – разрядилось, уничтожив при этом источник противоречия.

Кеорт закашлялся, вытер кровь с подбородка. В воздухе кружился пепел, он оседал на одежду и засыпал его, словно снег – окоченевшего мертвеца.

– Эту болезнь в тебе культивировали очень долго, – произнёс Артон. – Выздоровление – тоже длительный процесс.

Кеорт поглядел в задымлённый холл. Искорёженная фигура всё ещё стояла в серой пелене.

– Если ты считаешь, что ты не в силах бороться, если хочешь оставить всё как есть, то тебе туда.

Артон указал пальцем в открытые двери медицинского корпуса. Сквозь дым проступило бескровное лицо с чёрными потёками на лбу и на скулах.

– Ты сможешь спуститься вниз, респиратора тебе на это хватит. Может, ты сумеешь найти там твоё личное дело и даже успеешь его прочитать. Узнаешь своё старое имя. Возвращаться оттуда тебе будет уже незачем. На этой планете больше некому ставить для тебя цели. Эта была последней.

Кеорт посмотрел на своё левое плечо. На куртке алела яркая нашивка – настоящая, фабричного производства, не просто рисунок на ткани. Витрувианский человек на фоне солнца. Прямо на том месте, где был.

– Оно не на рукавах и не на бумагах, – сказал Артон. – Оно у нас в головах.

Свет изливался на него сверху, кружащиеся серые хлопья распадались на лету, не касаясь его.

– Другой вариант намного сложнее, – продолжал Артон. – Тебе придётся стать самостоятельным и самодостаточным во всех отношениях. Всё придётся решать самому и для себя. Придётся нести ответственность за свои решения. Больше нельзя будет просто идти к цели, оправдываясь, что это, мол, твоя работа, и ты просто исполняешь приказ. Это будет… ну, как заново учиться ходить после комы.

Пепел вяз в воздухе, падал всё медленнее. Стена под спиной Кеорта стала удобной и мягкой. Кашель успокоился, веки норовили закрыться.

– Я не умею думать, – одними губами произнёс он. – Меня отучили думать.

– Выбирай. – От Артона исходило почти осязаемое удовлетворение. – Научись. Делать как привык просто, но простота в данном случае плохой критерий выбора.

Кеорт думал, и пепел оседал на прикрытых веках. Мир утратил краски. Цвета поблекли, остались только белый и чёрно-серый. Очертания и грани размылись, перемешались, сплелись в вихрь мельтешащих линий и рассыпались, в глазах осталось лишь белое ничто.

В пустоте первым родился не образ – звук. Шорох карандаша по бумаге. Белое ничто стремительно покрывалось россыпями штрихов, заполняющих пустые глаза. Штрихи складывались в картины – знакомые и живые.

Эгер и Грин стоят на вершине холма лицом к лицу. У одного в руке нож, у другого пистолет. Небо тёмно-красное, как кровь.

– Нас приучают гордиться тем, к чему мы принадлежим, – сказал Кеорт. – И учат презирать и ненавидеть тех, кто принадлежит к чему-то другому. Или ты коллега – всё равно что брат, или ты конкурент – значит, враг.