Читать книгу "Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Дж. Эванс"

Нет сомнений в крайнем презрении к демократическим институтам со стороны нацистов. Но это заложено в самой природе демократических институтов, что они подразумевают по крайней мере минимальную готовность подчиняться правилам демократической политики. Демократии под угрозой уничтожения сталкиваются с неразрешимой дилеммой: либо смириться с этой угрозой и настоять на сохранении демократических правил, либо нарушить свои принципы, ограничив демократические права. Нацисты знали это и пользовались такой ситуацией на втором этапе прихода Третьего рейха с февраля по июль 1933 г.

Начиная с провала своего пивного путча в ноябре 1923 г. Гитлер всегда заявлял, что собирается прийти к власти законным способом. Он в самом деле даже поклялся в этом на суде. После 1923 г. он понимал, что жестокий переворот наподобие Октябрьской революции в России в 1917 г. или даже планировавшийся «марш на Рим», который вознес Муссолини на должность премьер-министра в Италии в 1922 г., не сработает. Поэтому Гитлер со своими помощниками постоянно искали законное прикрытие для своих действий. Они всегда избегали давать своим оппонентам возможность бороться в суде, чем пользовались социал-демократы в своей борьбе с прусским переворотом Папена в июле 1932 г. Социал-демократы использовали это с некоторым судебным успехом, хотя с политической точки зрения эти действия оказались совершенно бесполезными. Стремление избежать подобной борьбы было, например, причиной, по которой Гитлер уделял столько внимания декрету о пожаре рейхстага и акту о чрезвычайных полномочиях. Именно поэтому Геринг использовал коричневых рубашек и СС в качестве вспомогательной полиции в Пруссии вместо того, чтобы просто позволить им бесчинствовать на улицах, не пытаясь создать какое-либо законодательное прикрытие для своих действий. Именно поэтому руководство нацистов настаивало на реализации своего политического курса в виде законов, одобренных рейхстагом или санкционированных президентскими декретами. И стратегия «легитимной революции» сработала. Постоянные заверения Гитлера, что он будет действовать в соответствии с законом, помогли убедить его партнеров по коалиции, как и его оппонентов, в том, что с нацистами можно иметь дело в законодательной плоскости. Законодательное прикрытие для действий нацистов позволяло гражданским служащим требовать принятия определенных законов и декретов, даже когда, как в случае с Актом о гражданской службе от 7 апреля 1933 г., они попирали сами принципы нейтралитета, на которых основывалась гражданская служба, требуя увольнения евреев и политически ненадежных чиновников с их постов. Гражданским и государственным служащим и многим другим меры, которые позволили нацистам захватить власть в период с конца января по конец июля 1933 г., казались неодолимыми, потому что нацисты действовали при полной законодательной поддержке.

Хотя это было и не так. В каждый момент нацисты нарушали закон. В первую очередь их действия противоречили духу принятых законов. В частности, никогда не предполагалось, что статья 48 Веймарской конституции, которая давала президенту право управлять на основе чрезвычайных полномочий во время кризиса, станет чем-то большим, нежели просто промежуточной мерой. А нацисты сделали ее фундаментом для объявления постоянного чрезвычайного положения, которое было скорее фиктивным, чем настоящим, и чисто технически продолжалось вплоть до 1945 г. Также статья 48 не предназначалась для введения таких далеко идущих мер, как принятые 28 февраля 1933 г. Действительно, оказалось крайне неудачным то, что президент Эберт так свободно и широко использовал статью 48 раньше в истории республики, и было вдвойне плохо, что рейхсканцлеры Брюнинг, Папен и Шляйхер так сильно полагались на нее в ситуации кризиса начала 1930-х. Но даже это бледнело перед серьезнейшими ограничениями гражданских свобод, принятыми 28 февраля. Также не предполагалось, что канцлер будет использовать декреты, просто проставляя печать президента. Гитлер в своих переговорах с Гинденбургом в январе 1933 г. уверил того, что это необходимо[1031]. Акт о чрезвычайных полномочиях был еще более явным нарушением духа конституции, как и последовавшее упразднение свободных выборов. Вместе с тем неизбежность этого вряд ли была секретом, поскольку лидеры нацистов во время избирательной кампании четко объявили, что выборы 5 марта станут последними на много лет вперед.

Нацисты не просто нарушили дух Веймарской конституции, они также попрали ее в техническом юридическом смысле. Декрет от 6 февраля, который давал Герингу контроль над Пруссией, явно нарушал решения государственного суда по делу против Папена со стороны отправленного в отставку социал-демократического правительства большинства в Пруссии. Акт о чрезвычайных полномочиях не имел юридической силы, потому что Геринг в роли председателя рейхстага не учитывал голоса избранных депутатов-коммунистов. И хотя их мнение было не обязательным для получения большинства в две трети голосов, отказ признавать их существование был незаконным. Более того, ратификация акта верхней палатой парламента, представлявшей федеральные земли, была незаконна, поскольку правительства земель были смещены силой и поэтому не были правильно образованы или представлены[1032]. Это были не просто технические формальности. Однако все это было подавлено массовой, продолжительной и абсолютно незаконной кампанией насилия, творимой нацистскими штурмовиками на улицах, которая началась уже в середине февраля, перешла на совершенно новый уровень после пожара рейхстага и охватила всю страну в марте, апреле, мае и июне. То, что многие боевики имели статус вспомогательной полиции, ни в коей мере не узаконивало совершаемые ими действия. В конечном счете полицейская форма не дает права на совершение убийств, грабежи офисов, конфискацию средств или аресты людей, их избиения, пытки, заключение в наскоро сооруженные концентрационные лагеря без суда и следствия[1033].

Немецкие судебные власти на самом деле были полностью в курсе незаконной природы нацистского насилия даже после захвата власти. Имперское министерство юстиции предпринимало активные усилия, чтобы массовые аресты первой половины 1933 г. проводились в соответствии с законом, однако его вмешательство просто игнорировалось. В течение 1933 г. были случаи, когда государственная прокуратура выдвигала обвинения против коричневых рубашек и членов СС, которые совершили акты насилия и убийства своих оппонентов. В августе 1933 г. было организовано особое отделение прокуратуры для координации таких усилий. В декабре 1933 г. прокурор Баварии попытался провести расследование запытанных до смерти заключенных концентрационного лагеря Дахау, а когда получил категорический отказ, министр юстиции Баварии объявил о своей решимости расследовать это дело со всей тщательностью. Рейхсминистр внутренних дел в январе 1934 г. жаловался, что предварительное заключение во многих случаях используется в неподобающих целях. Только в апреле 1934 г. был принят ряд нормативных актов, четко определявших, кто мог арестовывать людей и помещать их в «предварительное заключение» и что можно было с ними делать после этого. В тот же год государственный прокурор выдвинул обвинения против двадцати трех штурмовиков и чиновников политической полиции концентрационного лагеря Хонштайн в Саксонии, включая коменданта лагеря, в пытках заключенных, которые, как подчеркивал рейхсминистр юстиции Гюртнер, «раскрывали зверства и жестокость преступников, которые являются совершенно чуждыми немецкому духу и чувствам»[1034].