Читать книгу "Путешествие вокруг света на корабле «Бигль» - Чарльз Роберт Дарвин"

Оказалось, что это раковины Cochlogena [370], наземного моллюска совершенно своеобразной формы[371]; вместе с ними я нашел 6 других видов, а в другом месте еще один, восьмой вид. Замечательно, что ни один из этих видов не находят в настоящее время живым. Их вымирание было вызвано, вероятно, полным разрушением лесов, вследствие чего они лишились пищи и приюта, и произошло это в начале прошлого столетия.

История тех изменений, какие претерпевали возвышенные равнины Лонгвуд [Длинный лес] и Дедвуд [Мертвый лес] и какие изложены генералом Битсоном в его описании острова, крайне любопытна. Обе эти равнины, говорится там, в былые времена были покрыты лесом, и потому их называли Большим лесом. Если в 1716 г. там было много деревьев, то в 1724 г. старые деревья большей частью свалились, а когда козы и свиньи стали свободно бродить по острову, погибли все молодые деревья. Кроме того, из официальных документов явствует, что несколько лет спустя деревья неожиданно сменились жесткой травой, которая распространилась по всей поверхности острова[372].

Генерал Битсон добавляет, что ныне эта равнина «покрыта прекрасной травой и стала лучшим пастбищем на острове». Поверхность, покрытая, вероятно, лесом в былые времена, оценивается не менее чем в 2000 акров; в наши дни здесь вряд ли найдется хоть одно дерево. Говорят также, что в 1709 г. в бухте Санди было огромное количество сухостоя; теперь это место до того пустынно, что разве только этот вполне достоверный отчет заставляет меня верить, что тут когда-либо могли расти деревья. То обстоятельство, что козы и свиньи губили все молодые деревья, по мере того как те вырастали, а старые деревья, не страдавшие от их нападений, погибли с течением времени от старости, по-видимому, ясно доказано.

Козы были ввезены в 1502 г.; 86 лет спустя, во времена Кавендиша, они, как известно, были чрезвычайно многочисленны. Более чем сто лет спустя, в 1731 г., когда зло уже совершилось и было непоправимо, был издан приказ об уничтожении всех бродячих животных. Весьма любопытно, таким образом, установить, что прибытие на Св. Елену животных в 1501 г. полностью изменило вид острова лишь по прошествии 220 лет, ибо козы были ввезены в 1502 г., а в 1724 сообщается, что «старые деревья большей частью свалились». Почти не приходится сомневаться в том, что эта великая смена растительности повлияла не только на наземных моллюсков, вызвав вымирание 8 видов, но также на множество насекомых.

Остров Св. Елены, расположенный в стороне от какого бы то ни было материка, посреди великого океана, и обладающий единственной в своем роде флорой, возбуждает наше любопытство. Восемь наземных моллюсков, пусть ныне вымерших, и одна живущая и теперь янтарка (Succinea) – виды особые, больше нигде не встречающиеся. Впрочем, м-р Каминг сообщает мне, что здесь распространена одна английская улитка (Helix), яички которой были, несомненно, ввезены на некоторых из многочисленных растений. М-р Каминг собрал на побережье раковины 16 видов морских моллюсков, из которых 7, насколько мне известно, встречаются только на этом острове.

Птицы и насекомые, как и можно было ожидать, очень немногочисленны; впрочем, я полагаю, что все птицы были ввезены за последние годы. Куропаток и фазанов довольно много; остров чересчур английский, чтобы там не были введены строгие законы об охоте. Мне рассказывали об одной жертве таких указов, причем несправедливость превосходила все, что я знал о подобных случаях даже в Англии. Прежде бедняки обыкновенно жгли одно растение, растущее на прибрежных скалах, и из пепла извлекали соду; но тут был издан категорический приказ, запрещавший этот промысел под тем предлогом, будто куропаткам негде будет вить гнезда!

Во время прогулок я не раз проходил по той поросшей травой и ограниченной глубокими долинами равнине, на которой стоит Лонгвуд. С небольшого расстояния он похож на усадьбу почтенного джентльмена. Перед ним лежит несколько обработанных полей, за которыми расположен гладкий холм, сложенный окрашенными породами и называемый Флагштоком, и возвышается угловатая, прямоугольная черная громада Барна. В общем вид был несколько мрачный и неинтересный. Единственное неудобство, какое я испытывал во время прогулок, причиняли мне резкие ветры.

Однажды я обратил внимание на любопытное обстоятельство: стоя на краю равнины, заканчивающейся большим обрывом, который имеет около 1000 футов в глубину, я увидал на расстоянии нескольких ярдов, как раз с наветренной стороны, какую-то чайку, боровшуюся с очень сильным ветром, в то время как там, где я стоял, воздух был совершенно спокоен. Подойдя к самому краю, где течение воздуха отклонялось, по-видимому, вверх стеной обрыва, я вытянул руку и тотчас же ощутил всю силу ветра: невидимая преграда шириной в 2 ярда отделяла спокойный воздух от мощного воздушного потока.

Я получил столько удовольствия, бродя среди скал и гор Св. Елены, что чуть ли не с сожалением спустился утром 14-го числа в город. Еще до полудня я снова был на борту, и «Бигль» поднял паруса.

19 июля мы достигли острова Вознесения. Те, кто видел вулканический остров, расположенный в области засушливого климата, сразу же представят себе, как выглядит остров Вознесения. Они вообразят себе гладкие конические холмы ярко-красного цвета с вершинами большей частью усеченными, возвышающиеся каждый в отдельности над ровной поверхностью черной несгладившейся лавы. Главный холм в центре острова кажется отцом остальных, меньших конусов. Его называют Зеленым холмом за легчайший оттенок этого цвета, едва уловимый в это время года с якорной стоянки. Черные скалы на берегу, в которые неистово хлещет бурное море, довершают унылую картину.

Поселение расположено у самого берега; оно состоит из нескольких домов и казарм, беспорядочно расставленных, но прочно выстроенных из нетесаного белого камня. Живет здесь одна только морская пехота да несколько негров, освобожденных с невольничьих кораблей и получающих жалованье и пищу от правительства. На острове нет частных лиц. Многие из морской пехоты были, казалось, вполне довольны своим положением; они полагали за лучшее прослужить свой двадцать один год на берегу, каков бы он ни был, нежели на корабле, и сам я, будь в морской пехоте, с радостью присоединился бы к такому выбору.