Читать книгу "Дитя Всех святых. Цикламор - Жан-Франсуа Намьяс"

Анн обратился к каким-то невидимым людям:

– Похоже, он возвращается. Кажется, он слышит меня.

Потом снова повернулся к Франсуа:

– Послушайте меня, умоляю! Я вошел в Париж вместе с королем. Король в Париже! Париж стал столицей Франции. Это победа. Мы победили! Вы победили. Франсуа, вы победили!

Анн не лгал. Франсуа знал это. Хорошо слышать людей, не видя их, хорошо быть незрячим…

– У меня только что родился ребенок. Это не маленький Франсуа, как мы мечтали… Но у нас еще будет наследник, клянусь! Родилась девочка. Ее зовут Роза. Роза де Вивре…

Роза!.. Следующий остров – это же остров Роз! Необходимо поблагодарить Анна за то, что напомнил ему. Анн до самого конца оставался безупречным сыном…

Анн вновь адресовался невидимым людям.

– Он улыбается! Смотрите, он улыбается! Он все слышал… Отец, я люблю вас!

Франсуа тоже любил Анна, но приходилось расстаться с ним. Его ужасно тяготили перстни. Если он хочет добраться до острова Роз, то должен избавиться от них. Все будет хорошо, потому что здесь Анн, которому он должен передать наследство.

Но Анн далеко, дотянуться до него бесконечно трудно. Почему он не подходит ближе?..

В доме на паперти собора Богоматери Анн, Мелани и Софи де Понверже плакали. Одному Рено удалось сохранить самообладание. Он заметил, что Франсуа слабо поднимает руки, и обратился к Анну:

– Опуститесь на колени. Он хочет благословить вас.

Анн же, наоборот, выпрямился, поспешно стянув с себя латные рукавицы. Слезы высохли у него на глазах.

– Нет. Он собирается покинуть мир. Он передает мне свои перстни.

Анн приблизился к умирающему и сжал его руки в своих.

– Прощайте, добрый отец. Я иду в собор Богоматери, слушать победное Те Deum рядом с королем и всеми его полководцами. Я уношу эти драгоценности рода Вивре к славе и клянусь своей душой не запятнать их.

Сказав так, Анн прикоснулся пальцами к перстню со львом и снял его.

– Прощайте, Франсуа…

Надел на свою правую руку.

– Сир де Вивре…

Сделал то же самое с перстнем с волком.

– Сир де Куссон…

Отступил и опустился на одно колено.

– Испанский гранд…

И вышел из комнаты.

Колокола зазвонили Те Deum.

Выходя, Анн столкнулся с Мышонком, который смотрел на дом с любопытством и робостью. Юноша был в великолепном бело-золотом одеянии и необычной шляпе с разноцветными перьями. Увидев Анна, он восхищенно улыбнулся.

– Монсеньор! Я не осмеливался войти. Какая радость снова вас видеть! Всей моей жизни не хватит, чтобы отблагодарить вас!

Внезапно Мышонок умолк, заметив потрясение на лице Анна и перстни на его руках. Пробормотал:

– Простите, монсеньор…

– Не извиняйся, Мышонок. Ты – сам образ того, что жизнь продолжается, и это хорошо. Расскажи о себе. За что ты хотел отблагодарить меня?

Тот поколебался мгновение, потом решился:

– Потому что я обязан вам всем, монсеньор. После вашего письма герцог Филипп послал за мной в Отель-Дье и перевез ко двору. Меня лечили лучшие врачи Бургундии и, как видите, поставили на ноги. Герцог меня спросил, какую должность я хотел бы исполнять при нем. Я выбрал должность сокольничего, вот он меня и назначил. А еще обещал возвести меня в дворянство и женить на придворной девушке. Вот, монсеньор.

– Это всего лишь справедливость, Мышонок. Ты получил по заслугам, не более того. А теперь мой черед объявить тебе новость: ты – крестный отец маленькой Розы де Вивре.

Мышонок радостно вскрикнул, но тотчас умолк.

Анн грустно улыбнулся:

– Я должен присутствовать на благодарственном молебне. Прости меня, я пойду один. Мне нужно собраться с мыслями…

***

Собор Богоматери был переполнен. Ради предстоящей церемонии там толпилось не меньше пяти тысяч человек. Убранство храма было пышным: с галереи ниспадали пышными драпировками золотая парча и усеянные лилиями синие полотнища; сияло никогда доселе не виданное изобилие свечей.

То, что Анн был на виду во время шествия, помогло ему. Узнав в нем важную особу, сопровождавшую дофина, его пропустили в первые ряды. Так что он слушал Те Deum совсем рядом с алтарем, стоя в трансепте между двумя розами. Тут он и хотел находиться…

Как только первые песнопения победного и радостного молебна взметнулись под своды собора Богоматери, Анн сложил руки, чтобы перстень со львом и перстень с волком соприкоснулись.

Он чувствовал себя подавленным – болью утраты и ношей, которую отныне ему предстояло нести. Казалось, перстни своей непомерной тяжестью тянут его к земле. Никогда он не сравняется с Франсуа. Существовал только один Франсуа, и хорошо знал это.

Он не слушал ликующие песнопения Те Deum, с каждым мгновением становясь все более растерянным. Ему требовалась помощь, подмога! Но кто может ему помочь? Нет никого. Он один!..

И вдруг, сам того не желая, Анн улыбнулся. Да нет же, есть кое-кто: сам Франсуа. Он повернулся и посмотрел на северную розу собора.

И забылся, созерцая эту фиолетовую гармонию… Да, его прадед, его подлинный отец, находился здесь. Долго, бесконечно долго Франсуа оставался со своим потомком. Анн задумался: какое самое дорогое воспоминание сохранит о Франсуа де Вивре? Быть может, миг, когда Франсуа изменил ради него родовой герб Вивре, добавив к нему цикламор? Франсуа это сделал, по его словам, «потому что жизнь превыше всего, и ей надлежит воздать должное».

Таково было конечное слово, наивысшая истина – даже в тот час, когда смерть, казалось, одержала верх. Роза круглая, как сам цикламор. Роза – душа Франсуа, и Анн несет ее на своем гербе. Покуда он жив, Франсуа не умрет, потому что их соединяет любовь. В слове «цикламор» слиты «cycle» и «amore», вечность и любовь. Вечность, которую доселе Анн считал не от мира сего, глядя на крылатого оленя, вполне существовала в человеческой любви.

Анн вернулся к действительности, только когда епископ произнес последние слова гимна:

– Benedictus es, Domine, in firmamento caeli.

И Анн отозвался во весь голос, вместе со всеми молящимися:

– Et laudabilis et gloriosus et superexaltatus in saecula [30].

Несколько мгновений спустя королевский кортеж под звон колоколов стал выходить из собора Богоматери.

***

Франсуа провел на острове Роз чарующие мгновения. Остров Роз был островом любви. Он оказался совсем маленьким. На нем росли только два обращенные друг к другу ряда розовых кустов. Франсуа стоял в самом начале этой аллеи, посреди дорожки. Розы справа были алыми и представляли собой всю ту любовь, которую Франсуа дарил в своей жизни, розы слева были белыми и представляли собой любовь, которую он получил.