Читать книгу "Обитаемый остров Земля - Андрей Скляров"

А именно, Книга Бытия (гл. 11) связывает возникновение народов с возникновением различных языков, однако так, что смешение языков принимается за причину, возникновение народов — за следствие. Потому что цель рассказа — не только объяснить различие языков, как пытаются представить те, кто считает его придуманной ради этого мифической философемой. Да и рассказ этот не просто выдумка, он, напротив, почерпнут в реальной памяти, сохраненной отчасти и другими народами; это реминисценция, относящаяся к мифическому времени, но тем не менее к действительному событию; ведь те, кто без промедления принимает за поэзию рассказ, берущий начало в мифической эпохе и при мифических обстоятельствах, вовсе не думают о том, что та эпоха и те обстоятельства, какие мы привыкли называть мифическими, были же вместе с тем и реальными! Этот же миф (как следует именовать этот рассказ по языку и по сути дела, но только отвлекаясь от указанного ложного понимания) наделен ценностью реального предания, причем конечно же разумеется само собою, что мы оставляем за собой право различать суть дела и то, как видит все со своей позиции рассказчик. К примеру, для него возникновение народов — это несчастье, бедствие и даже кара. Кроме того, мы должны простить ему и то, что у него все это событие — вероятно, весьма внезапное, но с последствиями, какие заполнили собою целую эпоху, — совершается в один день.

Однако именно в том, что для него возникновение народов — это событие значит нечто такое, что не происходит само собой, без причины, именно в том заключается истина рассказа, противоречащего мнению, будто тут нечего объяснять, будто народы незаметно возникают сами по себе, от долгого времени и естественным путем. Для повествователя это неожиданно разразившееся событие, оно непостижимо для человечества, которое затронуто им, а тогда не удивительно уже и то, что событие это оставило столь глубокое, долго не проходившее впечатление, так что и в историческое время о нем все еще помнили. Возникновение народов — это для старинного повествователя суд Божий, а потому на деле то, что мы назвали кризисом».

Ф. Шеллинг, «Историко-критическое введение в философию мифологии»

Таким образом, как следует из длинного цитирования, процесс размежевания языков резко стимулирует и размежевание народов в целом.

Китай же, сохраняя единство своей нации на протяжении тысячелетий, демонстрирует нам, что гораздо более важным в данном случае оказывается единство именно письменности, а не разговорного языка.

«В одном Китае 50 национальностей, а в китайском языке по разным теориям от 10 до 17 диалектных групп (по несколько диалектов в каждой). Каждый из диалектов отличается от диалектов других групп настолько, что его нужно учить специально, как русским — учить болгарский. Более того, современная литературная норма китайского языка настолько отличается от диалектов, что всем китайцам приходится учить китайский же как иностранный.

Какая же сила удерживала столько веков всю эту разношерстицу не просто в единстве, а в неразрывном единстве? В Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке единственной силой, цементирующей общество, с древних времен была грамота. Обычная китайская грамота. Та самая, которая западному человеку, мягко говоря, непонятна.

Удерживала эта сила не только народы, говорившие на „китайском“ языке, но и народы абсолютно разных культур. Китай с древности был мощнейшим центром распространения культуры на Дальнем Востоке. Во всех отношениях стоя на ступень выше в развитии по сравнению с соседними племенами, он казался для всех аппетитным объектом завоеваний. Редкое племя, случайно или не случайно выдвигавшееся среди сородичей, не завоевывало Китай. Гунны, кидани, тангуты, чжурчжени, монголы, маньчжуры — большинства и след давно простыл. От киданей, тангутов и чжурчженей осталась только иероглифическая письменность, та, которую они создали по образу и подобию китайской. Конечно же, мелкие племена завоевывали огромную страну не ради приобщения к тайнам китайской грамоты, но факт остается фактом — она остается по ту сторону всех стремлений постичь ее».

О. Завьялова, «Лабиринты иероглифа. От древних гадательных костей до современного киберпространства»

Но это — для письменности на смысловой основе, а с переходом к фонетическому письму человечество быстро «рассыпается» на отдельные народы. И если для так называемого периода неолита отмечается сильное сходство разных культур, то для громадного промежутка времени с IV–III тысячелетия до нашей эры и до наших дней мы вынуждены констатировать сильнейшую культурную пестроту разных народов.

Это — третье последствие, с которым связано неразрывно и четвертое: создаются благодатные условия для господства принципа «разделяй и властвуй». А что еще нужно богам, стремящимся именно к власти над людьми, а не к партнерству?!.

Любопытно, что даже библейский вариант мифа о Вавилонской башне сохранил отголоски стремления человечества воспротивиться такому ходу событий и сохранить свою прежнюю целостность.

«Они намерены „сделать себе имя“. Это обычно значит — прославиться. Однако говорящая здесь толпа не может же думать о том, чтобы (как, однако, надо было бы переводить согласно словоупотреблению) прославиться, ведь у нее нет еще „имени“, то есть она не стала еще народом; так и человек не может, как говорится, „сделать себе имя“, пока у него нет его, нет имени… По самой сути дела это выражение надо понимать здесь в его непосредственном значении, следствием которого и выступает иное, обычное („прославиться“). Итак, в согласии с речами самих же этих людей они до той поры были человечеством без имени, имя же отличает от иных, обособляет, а вместе с тем и удерживает в целости как индивида, так и народ. Следовательно, слова „сделаем себе имя“ значат „станем народом“; они называют и причину — чтобы не рассеяться по всей земле. Значит, подвигает их на это предприятие страх, что они рассеются, что они не будут уже составлять целое, а окончательно распадутся. О прочных обиталищах думают лишь тогда, когда человечество стоит перед опасностью совершенно потеряться и раствориться, однако с первым укрепленным городом начинается процесс обособления, то есть отталкивания, отделения друг от друга: вавилонская башня, которая должна была предотвратить окончательное рассеяние, становится началом разделения народов и поводом к нему».

Ф. Шеллинг, «Историко-критическое введение в философию мифологии»

Увы!.. Как поется в рок-опере «Юнона и Авось»: за попытку — спасибо, но затея не удалась…

Пятое последствие — весьма немаловажное для богов-победителей — заключается в том, что по ходу изменения языков люди отдаляются не только друг от друга (по языкам и как народы в целом), но и непосредственно от языка богов!.. Язык богов неизбежно забывается, так как не получает «подкрепления». Вместе с ним теряются и знания, ранее переданные людям богами-цивилизаторами. А новых знаний люди не получают, ведь боги-цивилизаторы побеждены, а боги «второй волны» в передаче знаний людям абсолютно не заинтересованы (их интересы, наоборот, прямо противоположны). Таким образом, переход к фонетической основе письменности позволяет богам-победителям обеспечить себя и определенными гарантиями от посягательств на «знание богов» со стороны людей…