Читать книгу "30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД. От оперуполномоченного до заместителя министра - Юрий Богданов"

В последнем пункте 24 «Имеет ли партвзыскания» впервые за 30-летний партийный стаж появилась запись: «Строгий выговор за нарушение социалистической законности». Наложено это взыскание было КПК при ЦК КПСС, а значит, только данная партийная организация имела право его снять.

На лицевой стороне бланка в специальной рамочке имелась резолюция секретаря райкома от 28 марта 1960 года: «Выдать партбилет восстановленному в правах члена партии».

Богданову оставалось только поставить подпись члена КПСС под этим учётным бланком и положить в свой карман вновь вернувшуюся к нему после 4-месячного отсутствия пурпурную книжицу партийного билета, но теперь уже с новым номером — 08780925. Старый партийный билет, видимо, уже успели кремировать.

Заметим, что в упомянутом выше письме-докладе Шверника в ЦК КПСС речь шла также и о Г.Г. Карпове. В главе 12 мы писали об этом руководителе НКВД, который в 1937 году, проезжая по делам из Ленинграда в Псков, остановился отдохнуть в Лужском райотделении. На недоумённые вопросы Богданова о тогдашней политической обстановке Георгий Григорьевич дал совет: аресты производить, но арестованных не избивать, ибо «за эти дела когда-нибудь ЦК партии потребует ответа». Вот теперь этот ответ жестоко требовали. Самого Карпова, работавшего председателем Совета по делам Русской православной церкви при Совмине СССР, сейчас также обвинили, что он в те годы «грубо нарушал социалистическую законность, производил массовые аресты». За это он заслуживал исключения из КПСС, но, «учитывая давность совершенных им проступков и положительную работу в последующем», КПК «ограничился объявлением ему строгого выговора с занесением в учётную карточку».

От этого сообщения веяло огромным лицемерием. Во-первых, после окончания массовых репрессий на Карпова обрушился партийный гнев, как раз за то, что он слишком мало в Пскове разоблачил и арестовал врагов народа. Во-вторых, данная информация являлась ложной, потому что 25 января 1960 года Карпов был из членов КПСС исключён. Однако через два месяца после этого, в связи с изменением по каким-то причинам мнения руководства, в партии его восстановили.

Официальное извещение о реабилитации исключённых из партии также звучало лицемерно: «Комитет счёл возможным (то есть получил указание и доложил об исполнении. — Ю.Б.) восстановить 40 человек в партии с объявлением строгих взысканий» [Л.39]. Фамилии счастливчиков, чьи персональные дела свидетельствовали об «ошибках» в работе КПК, не названы, но можно догадаться, что в их число, в частности, вошли Н.К. Богданов и Г.Г. Карпов.

В то же время в плане выполнения мудрых указаний ЦК КПСС КПК и местные партийные органы «провели большую работу по реабилитации в партийном отношении коммунистов, в прошлом без оснований привлечённых к судебной ответственности и исключённых из партии по тягчайшим политическим обвинениям. За истекшее после XX съезда КПСС время были восстановлены в партии 30 954 коммуниста (многие посмертно)». Интересно, что эта цифра достаточно точно совпадала с той оценкой, которую независимо дали в своё время Троцкий и Сталин о количестве засланных в нашу страну реэмигрантов, засевших на различных государственных и партийных постах.

В предыдущих главах мы обещали поподробнее рассказать о бывшем начальнике Лужского оперативного сектора М.И. Баскакове. Напомним, что ответственный инспектор КПК Ганин решил привлечь Баскакова, являвшегося в 1937 году непосредственным начальником Богданова, с тем чтобы получить на последнего компрометирующие данные. Самого бывшего начальника оперсектора обвинять в нарушении им социалистической законности не было велено. А на него уже имелось заявление от секретаря райкома партии И.А. Иванова, который сообщал, что после его ареста расследование проводил лейтенант гб Баскаков, являвшийся тогда заместителем наркома, а затем наркомом Карельской (позднее Карело-Финской) АССР, в обстановке «чудовищного произвола и жестокого садизма». Избивали так, что в камеру отправляли в бессознательном состоянии. И вот теперь к этому добавились документы В.И. Семёнова, который писал «о нарушении законности и неправильном его аресте генерал-майором госбезопасности Баскаковым», тогдашним министром госбезопасности Узбекской ССР, «за тиранию со стороны которого просидел в лагерях». Кроме того, жестоко и подло Баскаков поступил и с его братом, М.И. Семёновым, работавшим помощником начальника Самаркандского облуправления МВД, который «был изгнан из органов, стал инвалидом», при этом пострадала и семья. Это было вызвано тем, что родной брат заявителя уличил Баскакова «в ряде нечестных поступков по работе и в повседневной жизни», указывал на то, что министр «окружил себя подхалимами, которых таскает за собой, как хвост». В.И. Семёнов написал о том, что Баскаков и его снял с работы, арестовал, пытал во время следствия, чтобы получить материалы на брата. В результате всех беззаконий Михаил Иванович Семёнов стал инвалидом первой группы. «Такое Баскаков сделал и с другими работниками министерства. Убивал морально и физически неугодных, пытавшихся ему возражать». Несмотря на такие кощунственные обвинения никакого персонального партийного дела КПК на Баскакова не завёл. И вот почему.

6 февраля 1952 года генерал-майор Баскаков был назначен министром госбезопасности БССР. При объединении МВД и МГБ после смерти Сталина приказом МВД от 16 марта 1953 года Баскаков остался в той же республике в качестве министра внутренних дел БССР. Так что «биографы» вполне могли бы назвать его бериевским ставленником, поскольку он был назначен тем же приказом, что и разоблачённый впоследствии Богданов. Однако Лаврений Павлович не был доволен своим белорусским министром внутренних дел и потому 9 июня 1953 года снял его с этой должности. После завершения известных нам событий по общественному поруганию банды Берии Баскаков превратился из ставленника в жертву, а потому 21 июля 1953 года был восстановлен в должности министра внутренних дел Белорусской ССР.

В связи с тем, что крамольных обвинений против Баскакова набралось немало, ему было предложено написать объяснение по этому поводу. Лично я читал и диву давался тому сочинению, которое Михаил Иванович представил 20 марта 1960 года на имя председателя КПК Шверника. Признавая за собой определённые грехи по «нарушению советской законности в 1937–1938 годах», генерал Баскаков представил себя этаким сотрудником, «недавно присланным в органы и потому не имевшим опыта в следственной работе», который лишь исполнял «отдельные поручения и приказания начальства».

Как говорится, упасть и не встать! Ведь такое написал чекист, состоявший в органах госбезопасности на руководящих постах с 1933 года, бывший начальник Лужского оперативного сектора, которому тогда подчинялось 5 районов Ленинградской области. В соответствии с приказом НКВД от 30 июля 1937 года такая должность могла быть доверена только «ответственным работникам НКВД, могущим успешно справляться с возлагаемыми на них серьёзными оперативными задачами». Вот как надо уметь тонко представить свою служебную деятельность в те страшные годы. Естественно, никаких обвинений со стороны И.А. Иванова, который в своём заявлении назвал тогдашнего наркома Карело-Финской АССР «карьеристом-шкурником, жестоким садистом и отъявленным циником», Баскаков не признал. Наоборот, написал, что этот товарищ был арестован ранее, а он как нарком внутренних дел его выпустил на свободу. По воспоминаниям потерпевшего, 4 сентября 1939 года его вызвали к Баскакову, причём предварительно побрили и подстригли. Нарком объявил, что арестованный освобождается, но «не имеет права никому ничего рассказывать о том, что было учинено за время нахождения в тюрьме».