Читать книгу "Неизвестный Киров - Алла Кирилина"

Кроме этого парткомом было поручено ШИТИК как партгруппоргу выяснить участие членов партии ее группы в различного рода оппозициях, она этого поручения до сих пор не выполнила. Несмотря на то, что она уезжала в командировку, времени у нее для выполнения этого поручения парткома было достаточно.

Тов. ШИТИК — По существу обвинений проявленных мне о якобы примиренческом отношении к оппозиции могу сказать следующее. Мой родственник Падво (муж моей сестры) был активным оппозиционером и во время своей подпольной контрреволюционной работы жил и работал в Ленинграде. Я же жила в Луге. На чистке 1929 г. мне вынесли выговор за несработанность с работающим у меня библиотекарем Капустиным и за связь с оппозиционерами. Окр.[667] КК в результате моей апелляции вынесла выговор за то, что я не сообщила парторганизации о явочной квартире троцкистов у Падво. Так как я действительно узнала о подпольных собраниях троцкистов уже после того, когда Падво был исключен из партии и был арестован, словом после того, когда уже все знали. Обл. КК сняла с меня этот выговор. В Ленинграде бывала только во время командировок, останавливалась у сестры (жены Падво) члена партии. Во время приездов в годы оппозиционной борьбы у Падво встречала только Муравьева и Штеренсона, причем присутствие одного или другого из них у Падво меня не удивляло, т. к, они бывали у Падво за несколько лет до оппозиции. В 1929 г. Падво был восстановлен в партии и по сейчас член партии. И после 1929 г. по настоящее время нет ни одного случая, где бы можно было установить мое либеральное примиренческое отношение к контрреволюционной зиновьевской группировке. Я все время на пропагандистской работе и проверена была не поручением партии. С Падво после его восстановления в партии, как и до этого, ни в каких близких отношениях не была, но поскольку бывала у сестры, изредка встречала и его.

Из рассказов сестры и моих наблюдений пришла к выводу, что Падво стал аполитичным и начал разлагаться в быту. Посоветовавшись Рудником, я договорилась с моей сестрой ШИТИК Ольгой, чл. ВКП(б) о необходимости поставить в известность т. Угарова о том, что перестал быть коммунистом. Сестра так и сделала. В августе состоялся ее разговор с т. Угаровым. Однако, по отношению к Падво никаких мер до сих пор не предпринято. Выговор мне нигде в карточке не записан и я считала, что фактически у меня не было выговора ни одного дня, поскольку этот выговор был снят в процессе самой чистки.

О том, что Падво мой родственник в аппарате Отдела Культуры и эпаганды ленинизма знали. О том, что он был активным оппозиционером, хорошо знали т. Рудник — руковод. группы, в которой я работала, и т. Элиашевич, который в годы борьбы с оппозицией состоял в кол-ве[668] Облоно и с его слов активно выступал против Падво. Тов. Рудник знал на протяжении всей моей работы с ним о моем отрицательном отношении к Падво. Так что в нашем аппарате знали, что я как то связана с Падво и что он был активным оппозиционером.

Когда меня выбирали парторгом, у меня не было никаких соображений о необходимости рассказывать о том, что меня пытались обвинить в примиренчестве, тем более, что Обл. КК установила, что я узнала о явочной квартире позже. Я же сама никогда не была в оппозиции, активно с ней боролась. Поэтому у меня не было тогда сомнения по поводу возможности быть мне парторгом.

И, наконец, последнее обвинение в том, что я не выполнила указания парткома о проверке членов нашей партгруппы. Тов. Альберт (тех. секретарь парткома) 28.XII в 11 ч. веч. в трамвае сказала мне, что надо проверить партгруппу — нет ли оппозиционеров. В течении дня 29.XII я переговорила с 7-ю товарищами из 15-ти. Хотела поговорить со всеми, а потом проверить еще и др. путями, тем более, что состояние партийных документов я уже успела проверить и результаты сообщила парткому. 29-го же т. Позерн предложил мне выехать в Солецкий р-н. Договорясь с т. Рудником, что я в р-не буду два дня, думала, что по приезде эту работу закончу. Однако, в Солецком р-не по указанию районных организаций было установлено два дня праздника, в том числе и 1 января, вследствие чего мне пришлось задержаться, а этим самым оттянулась проверка членов партийной группы. Сразу же по приезде из командировки уже начались переговоры со мной о якобы моем примиренчестве, поэтому поручение парткома мне так и не удалось выполнить.

КОВБАСА. Когда Падво приезжал к тебе в Лугу, ты знала, что он оппозиционер? Когда твой муж был оппозиционером — когда ты с ним жила в Луге? Не вызвало ли у тебя каких либо сомнений встреча в квартире Падво с оппозиционерами Муравьевым и Шатринсоном[669], говорила ли кому-нибудь ты об этом?

ШИТИК — Падво был у меня один только раз в Луге; что он оппозиционер я знала. Мой муж Штеренсон когда был в Луге не был оппозиционером, им он сделался позднее уже в Ленинграде, когда я с ним разошлась. С Муравьевым Падво был знаком раньше, так что его появление у Падво в квартире у меня никаких подозрений не вызывало. Ни от кого я не скрывала, что Падво троцкист, все это знали, как в его организации, где он работал, так и у меня в Луге.

БЕЛЯЕВА. — В день убийства Николаев тебя признал, откуда он тебя знал?

ШИТИК — Я тут в Отделе уже говорила, в частности, тебе. Ко мне подошел небольшого роста черненький человек и сказал «здравствуй т. Штеренсон». Я очень удивилась, т. к. меня очень мало кто знает под прежней фамилией. Я его спросила — «откуда вы меня знаете?» Я вас знаю по Лужскому комсомолу — ответил он. Лишь только после того, что убийца есть муж Драуле Мильды (так сказала Беляева), которая в то время работала также в Окружкоме, я сделала вывод, что это и есть Николаев, тем более, что говорили — убийца небольшого роста и черненький.

ПИДЖАКОВ — От кого тебе стало известно, что троцкисты во главе с Троцким собирались на квартире у Падво, и узнав об этом сообщила ли ты куда-нибудь?

ШИТИК — После ареста его от сестры и брата, который в то время жил у них. Сообщать я никому не сообщала, так как всем уже было известно, и я об этом узнала последняя. Если бы у меня были хоть малейшие материалы, то я безусловно об этом бы сообщила.

ЕВДОКИМОВА — А сестра член партии?

ШИТИК — Да. Она со своей стороны все заявляла, я уже сказала, что теперь, примерно месяца 2–3 до убийства тов. КИРОВА она по моей рекомендации и Рудника ходила и говорила насчет Падво с Угаровым.

РУДНИК — Говорила ли ты в нашем отделе об этом случае кому-нибудь.

ШИТИК — По-моему нет.

ПОХВАЛИН — На последней чистке ты говорила об этом?

ШИТИК — Нет. Я считала, что поскольку признано парт. обл. комиссией недоказанным незачем говорить о том, что кто-то, что-то про меня говорил. Выговор же у меня был снят во время хода чистки и таким образом я считала, что чистку прошла без выговора.