Читать книгу "Сталинские соколы. Возмездие с небес - Станислав Сапрыкин"

Преодолев огонь зенитных батарей, прошли над Либавой на значительной высоте. Не обнаружив поездов, получили приказ возвращаться, не атакуя запасные цели. Непонятно. бережет руководство нас или редкие заморские самолеты, но пока наша эскадрилья идет без потерь!

Вернулись на аэродром, пообедали, четверых летчиков включая меня, вызвал командир.

– Ну что ребята – начал он радостно.

– Судя по всему. войне конец! Берлин взят нашими войсками, Гитлер мертв, у немцев остались отдельные очаги сопротивления, включая и «нашу» Либаву. Сегодня вечером ваш заключительный вылет на фашистский аэродром. Дадите последний аккорд по поверженному противнику и победа, герои вы мои!

Смотрю, при получении задания лица опытных летчиков нахмурились. Выходим из штаба, пытаюсь подбодрить, говорю. – вон сколько раз летали, все обошлось и сейчас обойдется.

– Дурак ты, хоть и давно летаешь – отвечают мне ребята с безобидной злостью.

– Обошлось у нас, а Илы без потерь ни разу не возвращались, а немцы свои аэродромы знаешь, как охраняют. там и зенитки и истребители, им теперь терять нечего а, что с тобой говорить, сам увидишь! Война закончилась, сдался нам этот аэродром!

Вылет назначен на 20.55. Пока есть время до объявления тридцатиминутной готовности, и начальство решает, полетим мы на «Сандерболтах» или Ил-2, достал свою помятую потрепанную тетрадь, в которой уже пару лет записываю воспоминания о войне и своем месте в ней. Вот она и закончилась. Слава Богу!

Я воюю с сорок второго года, а что лично сделал я для победы? Ну, бомбил поезда, машины, нанес кое какой ущерб врагу, даже сбил один самолет, а что я буду рассказывать своим детям, когда они спросят. – папка, расскажи, как ты войну выиграл! А впрочем, главное, что мы победили, страна победила, а еще я остался жив и теперь смогу разыскать отца. Нет, ну а что такого я сделал геройского?

Автор дневника погиб 8.05.1945 года при атаке аэродрома противника. Когда основная группа после первого захода без потерь легла на обратный курс, он, проигнорировав приказ «возвращаться», повторил атаку аэродрома, уничтожив два стоящих двухмоторных самолета, но был сбит огнем зенитной артиллерии, направил падающий самолет на зенитное орудие.

Факты уничтожения немецких поездов силами советской штурмовой авиации требуют подтверждения.

Упомянутые в рассказе.

Мкртумов Самсон Мовсесович – армянин по национальности, советский кадровый летчик, штурман полка, капитан, стал героем Советского Союза, не вернулся с боевого задания 1.11.43 г.

Перегонщик

Интересная вещь память, не всегда можешь вспомнить, что было с тобой вчера, но некоторые давно прошедшие, но наиболее эмоциональные события, повлиявшие на твою судьбу и мировоззрение, в мельчайших деталях яркими красками следуют за тобой всю жизнь. Кажется, я это где-то вычитал. И сейчас, по прошествии многих лет, я помню, как совсем еще постреленком ходил c отцом косить майскую траву и наблюдал, как сочные стебли ложатся под острым лезвием, срубленные, будто кавалерийской саблей. И уже постарше, подростками, с деревенскими пацанами бегали на озеро ловить золотистых лещей, и когда рыбина, вытащенная самодельной удочкой, оказывалась на берегу, помню чувство гордости за свой трофей – «добытчик». Кстати, свою самую большую рыбу я поймал с отцом на ночной рыбалке, это был карп весом больше четырнадцати килограммов. Нести домой в вещмешке его доверили мне. Ноша была тяжелой. Говорят, что рыбы молчат, но я помню, как этот бедняга сопел и свистел у меня за спиной. Не знаю. издавали подобные звуки его жабры-легкие или что-то еще заставляло его страдальчески стонать, тогда жалость над «говорящим» карпом не превзошла инстинкт охотника-добытчика. Сейчас, наверное, услышав подобное сопенье от рыбы, я, возможно, дрогнул бы и выпустил ее в родную стихию. Вот такая сентиментальность! Помню, как в первый раз еще достаточно робко поцеловал одноклассницу Зою. И конечно я помню, как в десятом классе в школу пришли два инструктора местного аэроклуба агитировать учеников в авиацию. В синей парадной форме, один небольшого роста лет за тридцать очень веселый и энергичный, другой лет до двадцати пяти высокий и застенчивый стеснительно улыбавшийся на постоянные шутки товарища. Затем была летная школа в Оренбурге, которую я закончил в июне 1941 года, умудрившись стать лейтенантом в «сержантский период», и откуда получил направление не в строевую часть, а как перспективный, в учебный полк. Собственно говоря, премудрости с моей стороны никакой не было, просто я любил летное дело, и оно у меня получалось. В училище я был старшиной летной группы, по теории имел все «отлично», вылетал самостоятельно одним из первых, да и школьная база у меня была полной – успел закончить десять классов. Начальник летной школы рекомендовал, присвоив лейтенанта, направить меня в полк, где переучивались на новые скоростные типы истребителей строевые летчики.

В конце июня 1941 года перед самой войной я приехал в запасной учебный авиационный полк, базирующийся под Москвой. Без всякого блата, просто так совпали обстоятельства! На новое место я прибыл в приподнятом настроении. Служба почти в столице открывала возможные радужные перспективы дальнейшей карьеры, но началась война.

Во всю действовал приказ № 0362 от 22 декабря 1940 г. о переводе офицерского состава, прослужившего в армии менее четырех лет, на казарменное положение. Этому я не сильно расстраивался, родители были далеко, женой я еще не обзавелся. Меня, вместе с остальным летным составом, попадающим под приказ, поселили в большой полутораэтажной казарме прямо на территории аэродрома. Полутораэтажной, потому что казарма представляла собой просторное здание с высоким первым этажом и чердаком под крышей. Там, в одном помещении на двухъярусных кроватях помещалась вся учебная эскадрилья. Народ был разношерстый. и совсем юнцы, и летчики с налетом. Будучи неплохим рассказчиком, я часто получал неофициальное «задание» рассказать какую-нибудь байку на ночь, когда весь состав после вечерней поверки находился уже в койках. Был у нас в группе сержант Володя, играющий на гитаре. Иногда, заменяя меня, после отбоя он брал в руки гитару и негромко душевно пел хорошие песни. Тогда каждый, засыпая, наверное, вспоминал тепло и уют родного дома, детство, мамины руки. Ведь мы все, по сути дела, были еще детьми, только начинавшими настоящую взрослую жизнь.

Тех. состав располагался в иных зданиях неподалеку.

Открыв дверь казармы теплым летним утром можно было видеть стоянку, на которой располагались наши новые самолеты – МиГ-3 и старенькие И-16.

Летный состав переучивался на МиГи, «спарок» не было и обучение на новые типы происходило без вывозной. Во время первых самостоятельных полетов с одним из молодых летчиков произошла катастрофа. В этот день я был назначен дежурным по аэродрому и хорошо помню, как все было. Во время взлета на высоте около ста метров пилот, возможно отвлекшись на что-то, перетянул ручку на себя, потерял скорость и левым разворотом сорвался в штопор, успев сделать половину витка, самолет упал на краю аэродрома и загорелся. Все кто был на аэродроме побежали к упавшему самолету. Но огонь долго не удавалось потушить – баки были полные. Летчик погиб еще от удара – ему снесло череп о передний обрез фонаря. Выказывали предположение, что двигатель мог работать неустойчиво и не давать полной тяги, однако рычаг управления сектора газа на сгоревшем самолете был в положении «малый газ». Переместился он так от удара или был случайно перемещен погибшим летчиком – неизвестно, но командир полка полеты летчиков, не введенных в строй на МиГ-3 временно запретил, дав команду учить матчасть до ожидаемого прибытия в полк двухместных учебно-тренировочных Як-7УТИ, предназначенных для обучения летчиков на Як-1. Двухместных МиГов в «природе» не было. Считалось, что и Як-1 и МиГ-3 – самолеты новых типов со схожей техникой пилотирования и летчик, освоивший Як сможет сразу же вылететь на МиГе. Кстати, дежурным по старту в полку меня больше не назначали – такая уж суеверная авиационная традиция.