Читать книгу "Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей - Фридрих Ницше"

В промежутках между корректурами «Генеалогии», осенью 1887 года, он опять с большим усердием работал за своим главным произведением. Бесспорно, что он ощущал при этом потребность в огромном материале; а библиотека, которую он возил с собой, и те книги, которые сохранялись в Энгадине, далеко не могли удовлетворять его требованиям. Поэтому в начале сентября 1887 года он почти решил вместо Венеции отправиться в Германию, хотя это решение и стоило ему немалых усилий. Он пишет 15 сентября Петеру Гасту о доводах за и против этого путешествия: «Я, откровенно говоря, колебался между Венецией и Лейпцигом: последний — в учёных целях, ибо мне приходится по отношению к предстоящему теперь выполнению главной задачи моей жизни ещё многому поучиться, порасспросить, почитать. Но на всё это пошла бы не одна «осень», а целая зима в Германии, и, взвесив всё, я прихожу к тому, что моё здоровье решительно не позволяет мне в этом году такого опасного эксперимента. Таким образом, мне остаётся выбор между Венецией и Ниццей: и, смотря на дело также и со стороны моего душевного состояния, я прежде всего нуждаюсь в глубоком одиночестве лицом к лицу с самим собою более настоятельно, чем в пополнении моих знаний и изысканиях для пяти тысяч различных проблем».

Итак, он остался в Венеции, где несколько недель провёл с Гастом. Однако последний, насколько он помнит, не замечал, чтобы Ницше был тогда чрезмерно завален работой; очевидно, он употребил это время на отдых. Но как только он в октябре вновь вернулся в Ниццу, он принялся с крайним напряжением всех своих духовных и рабочих сил, в каком-то бурном порыве, за окончательную обработку плана своего сочинения. Он пишет от 20 декабря 1887 года Петеру Гасту: «Предприятие, в которое я ушёл с головой, представляет нечто огромное и ужасающее», — и от 6 января 1888 года: «В заключение я не могу умолчать, что всё это последнее время было очень богато для меня синтетическими воззрениями и прозрениями; моё мужество опять возросло и с ним надежда сделать «невероятное» и довести отличающую меня философскую чувствительность до самых крайних пределов».

В течение этой же зимы 1887/88 гг. он сделал и первую попытку разместить свои наброски по рубрикам тогдашнего своего плана. Специально в этих целях он составил небольшой указатель, в который включил триста семьдесят два переномерованных отрывка, обозначив каждый из них определённым словом или кратким изложением его содержания, а триста из них, кроме того, римскими цифрами от I до IV, означавшими книгу по главному плану; семьдесят два номера, помещавшихся в отдельной тетради, остались нераспределёнными. Этот указатель представил для нас большую ценность, хотя мы и не всегда могли сохранить распределение по четырём книгам, так как богатый, относящийся к другим планам, материал из более поздних и более ранних времён требовал зачастую другого распорядка. Итак, в главных и основных чертах, мы следовали плану от 17 марта 1887 года, но при распределении материала по отдельным книгам принимали в соображение почти все планы, воспроизведённые здесь, в этих заключительных замечаниях.

Во время пребывания брата весною 1888 года в Турине он чувствовал себя особенно хорошо и испытывал такую охоту к работе, что сделал опыт нового распределения всего подготовленного для главного его сочинения материала. Он пишет об этом Брандесу: «Эти недели в Турине, где я остаюсь ещё до 5 июня, вышли у меня удачнее, чем какие бы то ни было недели за много лет и прежде всего в философском отношении. Я почти ежедневно на час или два достигал той степени энергии, которая давала мне возможность обозревать сверху донизу всю мою концепцию в её целом: при этом проблемы во всём их огромном разнообразии являлись передо мной как бы в рельефе и в ясных очертаниях. Для этого необходим максимум силы, на который я у себя почти уже перестал рассчитывать. Уже много лет, как всё идёт своим ходом, строишь свою философию, как бобр, действуешь в силу необходимости и сам этого не знаешь; но всё это необходимо увидать так, как я это увидел теперь, чтобы поверить этому». К этому времени, по всей вероятности, относятся следующие планы:

I. ВОЛЯ К ВЛАСТИ

Опыт переоценки всех ценностей

Часть первая: «Что имеет своим источником силу?»

Часть вторая: «Что имеет своим источником слабость?»

Часть третья: «Где же наши корни?»

Часть четвёртая: «Великий выбор».

II. ВОЛЯ К ВЛАСТИ

Опыт переоценки всех ценностей

I. Психология заблуждения.

1. Смешение причины и следствия.

2. Смешение истины с тем, во что верит как в истину.

3. Смешение сознания с причинностью.

4. Смешение логики с принципом действительного.

II. Лживые ценности.

1. Мораль как ложь.

2. Религия как ложь.

3. Метафизика как ложь.

4. Современные идеи как ложь.

III. Критерий истины.

1. Воля к власти.

2. Симптоматология падения.

3. К физиологии искусства.

4. К физиологии политики.

IV. Борьба лживых и истинных ценностей.

1. Необходимость двойного движения.

2. Полезность двойного движения.

3. Слабые.

4. Сильные.

О нижеследующем плане мы не знаем в точности, был ли он составлен летом 1888 года в Турине или в Сильс-Мария. Я всегда бесконечно сожалела, что он остался невыполненным, потому что он представлялся мне особенно ясным, что устранило бы весьма многие недоразумения.

III. ВОЛЯ К ВЛАСТИ

Опыт переоценки всех ценностей

Мы гиперборейцы. Закладка фундамента проблемы.

Первая книга: «Что есть истина?»

1. Психология заблуждения.

2. Ценность истины и заблуждения.

3. Воля к истине (находит своё оправдание лишь в утверждении ценности жизни).

Вторая книга: Происхождение ценностей.

1. Метафизики.

2. Homines religiosi[261].

3. Добрые и исправители.

Третья книга: Борьба ценностей.

1. Мысли о христианстве.

2. К физиологии искусства.

3. К истории европейского нигилизма.

Развлечение для психологов.

Четвёртая книга: Великий полдень.

1. Принцип жизни («распорядок рангов»).

2. Два пути.

3. Вечное возвращение.

К сожалению, мы имеем к этому плану лишь весьма неполное распределение материала, так что представлялось совершенно невозможным принять его в основание распределения чрезвычайно обильного материала. Весьма возможно, что были налицо и ещё другие распределения, но рукописи моего брата, после того как он заболел, годами лежали в Сильс-Мария без всякого призора. Тогда многое могло пропасть.