Читать книгу "Дети Третьего рейха - Татьяна Фрейденссон"

– Наверное. Мы делаем документальное кино. А ведь были и художественные фильмы про вашего отца. Вот «Операция “Валькирия”», где главную роль сыграл столь нелюбимый вами Том Круз…

– М-м-м. – Фон Штауффенберг кокетливо поморщился. – «Нелюбимый» – неправильное слово. Участие в фильме Тома Круза довольно сомнительно потому, что он последователь сайентологов, а это тоталитарная секта. Мы же – род аристократический и католический. В одном интервью относительно этого фильма я высказал свое недовольство выбором актера на главную роль – многие меня похвалили, а многие и обругали, мол, ишь какой нашелся. Но фильм был сделан. Это – крепкий, даже, можно сказать, неплохой голливудский продукт. Удивительно, что американцев вообще зацепила история моего отца. Я проследил за судьбой фильма и узнал, что он не принес баснословной прибыли создателям, но по крайней мере окупил себя. Есть и другие фильмы про отца. Как я знаю, первый фильм о нем был снят в 1955 году.

– А с какими чувствами сын смотрит на экран, где актеры играют и его отца, и мать, и его самого?

– Мне всегда непросто видеть себя со стороны, тем более это какой-то придуманный образ. То же самое по поводу моих отца и матери.

– Вы ходили в кинотеатр сами или вас пригласили на премьеру?

– Не то чтобы я очень хотел… Но принял приглашение на премьерный показ, потому что выручка от него должна была быть перечислена в фонд какой-то благотворительной организации. Ну и еще один из моих племянников снялся там в эпизоде. Но что меня удивило, так это то, что на премьере многие молодые люди плакали. Так их тронула история моего отца. Сам я, конечно, не плакал, потому что я не такой эмоциональный.

– Мне показалось, или вас немного настораживает молодое поколение?

– Настораживает? – Бертольд нахмурился и замотал головой. – Нет, не так. Нынешним молодым людям очень трудно объяснить, что такое жить при тоталитарном режиме. Они не могут себе этого представить. Они ничем не ограничены в своих действиях, не понимают, почему нельзя говорить что думаешь, не понимают, что за лишнее слово можно было угодить в концлагерь. Я всегда говорю, что свобода и голод в чем-то похожи: ты можешь понять, что такое голод, только тогда, когда тебе совсем нечего есть, когда ты не знаешь, удастся ли тебе поесть в следующий раз. То же самое со свободой. Нельзя просто попробовать быть свободным или несвободным. Потому что все будут знать, что это «понарошку», что завтра снова всё вернется на свои места. Поэтому молодежь до конца не понимает, что такое «несвобода». Можно попытаться ей объяснить. Хотя бы для того, чтобы побудить поразмыслить над этим. Но это всё равно не станет частью ее жизни. Поэтому начинаешь спрашивать себя, сумеют ли молодые распознать момент, когда свобода окажется под угрозой, не произойдет ли это лишком поздно?..

Клаус фон Штауффенберг, отец Бертольда, за долгие годы превратился в штамп. Он одноцветен. Он положительный во всех отношениях герой. Он любит свою семью и спасает Германию. Это не человек – картинка. Таким ли был реальный фон Штауффенберг, который с надеждой принял приход Гитлера к власти, который воевал в Польше и Франции? Считается, что дальнейшие зверства немцев, особенно в СССР, «открыли ему глаза» на Гитлера. Думаю, если честно, не зверства, а скорее – при всём подлинном уважении к этому человеку – глупость всей Восточной кампании. И чем больше растворялась надежда на господство нацистов в мире, тем больше фон Штауффенберг сомневался в Гитлере. По крайней мере эта версия более правдоподобна и человечна, чем глянцевый образ с лицом Тома Круза. Впрочем, немцам, как сказала внучатая племянница Германа Геринга Беттина, после войны совсем было нечем гордиться и не на кого равняться – и им нужны были новые герои-бренды, такие как Роммель, Штауффенберг… Мало ведь кто вспоминает генералов, спланировавших покушение на фюрера 20 июля 1944, – людей, которых зверски пытали, а потом убили. Все знают, что лицом покушения стал фон Штауффенберг, – его только и чтут.

Да, наверное, неправильно рушить идеалы. Тем более чужие. Тем более которые так нужны немецкой нации даже сегодня. Но Штауффенберг с человеческим лицом, прошедший долгий путь от уважения к Гитлеру до ненависти к нему, куда интересней любых глянцевых картинок.

Гитлер и Роммель, 1942 год

Манфред Роммель с отцом

Манфред

Сергей Браверман, Лизелотте и Манфред Роммель, Татьяна Фрейденссон

Том Круз сыграл фон Штауффенберга

Бертольд фон Штауффенберг на фоне бюста отца

Заур и Шпеер
На осколках Третьего рейха

В 2008 году в Санкт-Петербурге в научном центре Академии наук был избран первый в истории почетный профессор. Звание было только-только учреждено, и его присуждали тем, кто внес большой вклад в науку за рубежом. Любопытно, что свой выбор академики остановили на немецком издателе, профессоре Клаусе Герхарде Зауре «за большой вклад в области научного книгоиздательства и международного книгообмена». И если в издательском деле я мало что понимаю, то фамилия Заур показалась мне смутно знакомой…

И вот три года спустя, летом 2011-го, я смотрела на оригинал диплома Клауса Герхарда Заура, висевшего на стене одной из комнат его просторного дома на юге Германии. Разумеется, в гостях у этого человека я оказалась не из любопытства к книгоиздательству, а по другому поводу. Отец Клауса, Карл-Отто Заур, был де-юре заместителем всемогущего Альберта Шпеера, министра военной промышленности Третьего рейха, де-факто с 1944 года с подачи самого Гитлера управлял ею. Сам Клаус, унаследовав организаторский талант отца, стал крупным бизнесменом.

Меня окружали полки и шкафы с книжными корешками всех возможных фактур и оттенков, выстроенными в определенном порядке, отобранными тематически и кое-где даже расставленными исходя из цветовой гаммы. Это были не книги – солдаты на смотре, стоящие навытяжку перед своим генералом, который с немецкой, даже несколько гипертрофированной педантичностью, подойдя к одной из них, чуть нахмурившись, вдавил ее внутрь подушечкой указательного пальца – на полсантиметра.