Читать книгу "В погоне за Солнцем - Ричард Коэн"

Йозеф Ратцингер, папа Бенедикт XVI (Courtesy of the Weltenberg Cathedral)

То же уверенное отрицание любых связей между языческим зимним солнцестоянием и праздником Рождества применяется и к наблюдению о Воскресении в Пасху, во время весеннего равноденствия: “Тесное переплетение воплощения и воскресения можно увидеть именно в их взаимоотношении, в частном и в общем, где каждое имеет свой солнечный ритм и его символизм”. К концу главы солнце становится “образом Христа”. Наш старый приятель де Вольней расхохотался бы (или, скорее, рассвирепел) от чтения подобной софистики: двести лет спустя церковь-мать все еще занимается присвоением древних языческих традиций, одновременно это отрицая! Древние религии обладали солнцем не в большей степени, чем те, что пришли им на смену. Любой может приспособить его к своим нуждам, и всегда все будут это делать. Политика, религиозная или государственная, есть не более чем искусство управления. А что может быть лучшим адресатом призывов о помощи, символической или какой-либо другой, как не правящая нами великая звезда? Каждый лидер находит свой собственный способ высадиться на Солнце.

Часть шестая

Солнце и будущее

Этот причудливый рисунок украшал титульный лист рукописи XVII века De thermis (“О температурах”). Солнце выглядит подобающе задумчивым (NOAA Library Collection)

Глава 29

За горизонтом

Некоторые считают, что солнечные исследования в целом исчерпали себя. В действительности же они только начинаются.

Джордж Эллери Хейл, 1893 год[869]

Если ты не можешь объяснить что-то шестилетнему ребенку, то ты сам этого не понимаешь.

Альберт Эйнштейн, 1929 год[870]

Осенью 1930-го лорд Ротшильд давал обед, небывало торжественный даже по его меркам, в “Савой-отеле” в честь восточноевропейских евреев, бежавших в Британию из своих родных краев, становящихся все менее безопасными. Ведущим церемонии был Джордж Бернард Шоу, который мастерски представил почетного гостя: “Птолемей создал вселенную, которая просуществовала тысячу четыреста лет. Ньютон создал следующую вселенную, которая просуществовала триста лет. Эйнштейновская вселенная, как, я полагаю, вы все хотите услышать, будет существовать вечно, но я не знаю, сколько она просуществует”. Почетный гость громко рассмеялся, а когда пришло время ответной речи, упрекнул Шоу за упоминание “мифического тезки, который так осложняет ему жизнь”[871].

Вселенная, которую открыл Эйнштейн, существует уже более ста лет. Ее началом следует считать 1905-й, когда менее чем за год ученый написал четыре статьи, перевернувшие научный пейзаж. Первая из них, вышедшая в свет через три дня после его двадцатишестилетия, закладывала основы квантовой механики. Вторая направляла развитие ядерной и статистической физики. Оставшиеся две вводили теорию, позднее названную специальной теорией относительности, общая теория относительности последовала в 1915 году. Эти работы произвели революцию в нашем понимании природы гравитации, распространения света, концепций времени и пространства. Сколько еще продержится вселенная Эйнштейна, неизвестно, в 2005 году газета New York Times процитировала одного физика, прогноз которого звучал так: “Направление инвестиций указывает – что-то должно произойти, общая теория относительности не протянет еще две сотни лет”[872]. Начало конца может скрываться в теории, возникшей еще до работ Эйнштейна 1905 и 1915 годов, – в квантовой механике, которая в числе прочего способствовала появлению абсолютно нового подхода к изучению солнечной энергии.

Новое мышление в физике началось за пять лет до эйнштейновского annus mirabilis, когда великий немецкий физик Макс Планк предположил, что любая энергия излучается в дискретных единицах, которые он назвал квантами (от лат. quantus – сколько). Как сформулировал Георгий Гамов, это было словно “можно выпить либо пинту пива, либо ничего, но не какой-то промежуточный объем”. Многие физики способствовали разработке этого неожиданного озарения, которое переопределило саму природу энергии, среди них Нильс Бор, Эрвин Шредингер, Вольфганг Паули, Макс Борн и Вернер Гейзенберг.

Подобно тому как эйнштейнова общая теория относительности применялась к взаимодействиям крупнейших объектов вселенной, квантовая механика описывала происходящее на атомном и субатомном уровнях, где явления полностью расходятся с нашим повседневным опытом. Например, квантовая частица (скажем, фотон – частица, не обладающая ни массой, ни зарядом) настолько невещественна, что способна перемещаться из одного пункта в другой без движения через промежуточное пространство: она просто перестает существовать в одном пункте, одновременно возникая в другом, – квантовый скачок. Это противоречит здравому смыслу: естественно предположить, что для перемещения из пункта A в расположенный на некотором расстоянии пункт C необходимо пройти сквозь нечто. Известно, как Нильс Бор ответил своему копенгагенскому студенту, который пожаловался на головокружение от квантовой механики: “Если кто-то скажет, что может размышлять о квантовых задачах без головокружения, это будет означать, что он ничего в них не понимает”[873]. Брайан Кэткарт приходит на помощь:

Техника Планка имела существенный недостаток: она работала только в том случае, если вы отказывались от важной составляющей классических законов физики – принципа непрерывности. Этот принцип работает и на кухне: молоко “непрерывно” в том смысле, что любое требуемое количество может быть отмерено и добавлено при готовке, в то время как яйца “дискретны” – только извращенная кулинарная книга будет требовать взять четверть яйца… Это стало первым намеком на пределы чувственного восприятия: законы физики, применяемые в наблюдаемом мире, могут и не действовать на атомном уровне[874].