Читать книгу "Громбелардская легенда - Феликс В. Крес"

Старик помолчал, казалось, снова к чему-то прислушиваясь.

— Значит, такова была цена… — наконец прошептал он, помрачнев. — Я не знал, — с грустью добавил он. — Естественно, я не всеведущ, — пояснил он и сразу же спросил то же, что и его собеседник мгновение назад: — Ты не знал? Как такое может быть? Я, сын мой, лишь страж законов всего. Живой человек, и к тому же калека. Что с того, что я бессмертен? Это не дает знания всего на свете.

Он покачал головой.

— Как, сын мой? Знание всего на свете недоступно даже Полосам Шерни. Каким образом я мог бы знать все? Скажи.

Безногий отвел взгляд.

— Оставим это, — сказал горбун. — Я хотел бы знать, что здесь произошло. Эти кости… — Он показал на черный круг на земле. — Эти трупы и головы в пещере… Что все это значит?

— Я стерегу Серебряные Ленты Алера, лежащие в этом ущелье, — ответил со всей серьезностью безногий. — Еще не время, чтобы их воскресить. У меня больше времени, чем я предполагал вначале. Не желая пребывать в бездействии, я приложил усилия, чтобы устранить как можно больше тех, кто хотел бы, или даже только мог, помешать моей миссии.

— Это действительно необходимо?

— Полагаю, да. Мы живем в весьма необычные времена, господин…

— Воистину. Но что ты, собственно, имеешь в виду?

— Людей, — последовал краткий ответ. — В особенности людей… хотя и не только.

Старик, чуть наклонившись, терпеливо ждал продолжения.

— Еще котов, — добавил Хенегель, не скрывая неприязни. — Нет ничего такого, что я мог бы ценить в этом гнусном и бездумном племени, — признался он. — Тем не менее, господин, новейшая история Шерера полна великих имен. Необычно? — то ли вопросительно, то ли утвердительно заметил он. — Когда-то, во времена великих завоеваний, великих сражений… Имена победителей и властелинов очень легко находят свое место в истории, это понятно. Но сейчас у нас Вечная империя… и вечный мир.

Горбун кивнул.

— Великий Дорлан-посланник и его ученик, Черный Бруль, — продолжал калека. — Два величайших мудреца, каких когда-либо Шернь выбрала среди людей. Легендарные уже при жизни. Однако речь не только о мудрецах. Есть еще… вернее, были… великие воины. Люди и коты. Рыцари, каких Шерер никогда прежде не видел и, возможно, никогда уже не увидит. Ты прекрасно знаешь, господин, что нельзя с пренебрежением относиться к мечу. Существа, стихия и предназначение которых — война, могут сделать много хорошего, но также и много плохого.

— Значит, ты боишься?..

— Мы должны исполнить свою миссию, — сухо сказал Хенегель. — Мы оба, господин. Мы стоим на страже законов всего, но каждый по-своему. Ты, господин, всегда там, где исполняются их приговоры. Отвергнутый Шернью, ты до самого конца будешь пребывать под ее небом, глядя на сменяющиеся века и тысячелетия. Я — только искра, от которой должен вспыхнуть порох. Когда он взорвется и уничтожит то, что должен уничтожить, моя миссия будет выполнена. Потребовались мудрость и знания всего моего народа, собираемые в течение сотен лет, чтобы сделать меня этой искрой. Потребовалась смерть всех моих собратьев, которые всю жизнь, какая им еще оставалась, отдали мне, чтобы дать мне необходимые силы. Последний и единственный, я — весь мой народ, его жизнь, мудрость, прошлое и отсутствие будущего… Ты, господин, спрашиваешь, боюсь ли я? Не существует столь мелкого зернышка, которое я не был бы готов убрать со своего пути, если это хотя бы на волос приблизит меня к успешному завершению моей миссии. Тем временем по этим горам бегают существа, готовые рубить мечами каждого, чье поведение покажется им хотя бы непонятным, не говоря уже — враждебным! Ты спрашиваешь, господин, боюсь ли я? Когда на меня возложена такая ответственность? Если бы это было в моих силах, я бы выжег весь этот край огнем дотла, а потом отгородил от остального Шерера бездонной пропастью, лишь бы только никто не помешал мне, когда я буду беззащитен против любого, даже самого незначительного нападения! Я ношу в себе сущность величайшей из всех Полос Шерни, я ее символ и в некотором смысле — сама Шернь. Но сражаться я буду с воскрешенной Лентой Алера, которая не является символом таковой, но чистой мощью и сущностью! Так что же? Я должен противостоять этой силе достаточно долго, чтобы Полосы ощутили необходимость защищать свою сущность, и одновременно размахивать мечом, отражая, возможно, нападение сумасшедшей, ничего не понимающей женщины, которая за всю свою жизнь научилась только двум вещам — ненавидеть и убивать? Но… я уже с ней когда-то сражался! Посмотри!

В глазах взволнованного калеки внезапно появилась боль. Схватившись за край прикрывавшей культи ткани, он открыл обрубки ног, обмотанные толстыми тряпками.

— Ею руководил Бруль, — помолчав, тихо сказал он. — Бруль заблуждался… Я хотел сохранить его великий разум и неизмеримые знания, хотел приобрести союзника. Именно для этого я принял этот облик. Я верил, что, будучи учеником Бруля, сумею направить его мысли в нужную сторону. Но дело дошло до войны. Брулю требовался меч и рука, которая бы этот меч держала. Он позвал на помощь именно ее. Я победил, но какой ценой! Так что не удивляйся, господин, что, имея достаточно времени, я сделал все, что в моих силах, чтобы заманить ее сюда и убить, прежде чем она найдет нового союзника и ей придет в голову мысль помешать мне во второй раз.

— Ты говоришь об Охотнице? — прервал его старик.

Хенегель нахмурился.

— Я хотел ее смерти, это правда, — откровенно признался он. — Ничто и никогда не было для моего народа большим злом, чем ее присутствие в горах. Но если ты думаешь, господин, что мною руководило лишь желание отомстить… Это неправда. Я счел ее смерть необходимой, и лишь благодаря случаю устранение этой твари, в конечном счете лишь одной из многих, оказалось как полезным, так и приятным делом. Да, приятным. Я уничтожил в последнее время немало живых существ, и делал это с удовольствием, ибо постепенное устранение громоздящихся на пути к цели препятствий может и даже должно доставлять радость. Но смерть этой женщины доставила мне живое, искреннее удовольствие. Да, это правда, — еще раз повторил он. — Моя жизнь подходит к концу, господин, сущность Полосы, которую я в себе ношу, быстро сжигает мои силы, так что я ценю любые нечаянные радости. И меня даже не волнует, насколько благородны подобные развлечения. Ты станешь осуждать меня, господин?

Старик покачал головой.

— Мы оба знаем, сын мой, что все, что ты сделал, а также то, что ты еще совершишь, не имеет ни малейшего значения, если это не препятствует твоей миссии. Чувства же, которые ты испытываешь, важны менее всего. Я спрашивал, говоришь ли ты об Охотнице, поскольку то, что лежит в пещере, на самом деле трудно узнать… Ты счел эту смерть необходимой, и этого достаточно. Это не меняет того факта, что ты пытаешься спасти миллионы. А то, что ты при этом чувствуешь, отчаяние или радость, мне совершенно безразлично. Впрочем, и тебе, по сути, тоже. — Он поднял взгляд и улыбнулся. — Кто еще погиб в этом селении?

— Хель-Крегири… и отряд имперских гвардейцев. Кроме них, ничего существенного, какие-то путники. И шпионы трибунала.