Читать книгу "Ловушка. Форс-мажор - Андрей Константинов"

– Кто дает приказ?

– Вахтенный дежурный.

– Так вызови его!..

– Без оснований не могу. А вдруг он пьяный?

– Твой вахтенный?

– Этот, который за бортом.

– А пьяных спасать не надо?

– Пьяными штатскими занимаются гражданские службы.

– Значит, «нет оснований»?

– Не вижу.

– Щас увидишь.

Зарычав, Полина всем телом навалилась на пост-будку в твердом намерении опрокинуть ее вместе со всем содержимым. Сиречь с юным нахимовцем. Проходившие мимо два поддатых мужика загоготали, подошли поближе и поинтересовались:

– Девушка, подсобить?

– Уф-ф… Спасибо. Сделайте одолжение, если не трудно.

– Не вопрос. Костяныч, ну-ка, взяли-навалились…

Лишь теперь Ерёмин отчетливо осознал, что сейчас его действительно вытряхнут. А потом, не исключено, отобьют ему все склянки. Он схватился за телефон и заморзянил тревожное «всем-всем-всем»:

– Нападение на вахтенный пост! Нападение на вахтенный пост!..

На палубу крейсера выскочил всклокоченный мореман в накинутом на плечи кителе и черных трусах-парашютах. Оценив ситуацию, он загрохотал по ступенькам трапа.

– Что тут у вас происходит?

– Не у нас – а у вас! – гневно выпалила Полина. – У вас человек за бортом, а этот… Джек-Воробей, пятнадцатилетний, блин, капитан, стоит, круги спасательные охраняет!

– Ерёмин, где человек за бортом?

– Да свалился, товарищ мичман, в Неву какой-то парень, пьяный, скорее всего, а эта гражданка требует…

– Я понял, чего она требует. Сам человек-то где? Продемонстрируй. Можно пальцем.

– Вон там, под цепью, за буем. Видите?

– Не вижу.

– …Ой!

– И что означает это твое «ой»?

– Я теперь его тоже почему-то не вижу.

– То есть, по-твоему, он что? Утонул, что ли? А, Ерёмин?

– Не знаю, товарищ мичман. Странно… Фигня – есть.

– Какая «фигня»?

– А он, когда плыл, какую-то фигню в руке держал. Так вот фигня – вон она, на буе лежит, видите? А его самого почему-то…

– НЕ-Е-ЕЕТ! – закричала Полина и, вцепившись в китель, бешено затрясла моремана, как грушу. – Отсюда просто не видно!.. Он там!.. Вы его просто не видите!.. Да вы все здесь слепые!.. Как вас вообще с таким зрением берут на флот?!.. Да вы корабль встречный в море не заметите, не то что человека!!! Ну почему вы все стоите?!! Делайте что-нибудь!!! Он там! Ему нужна ваша помощь! Понимаете вы?!! Офицеры, мать его, флота!!!

Мичман с трудом оторвал от себя рыдающую Полину, сбросил китель, не колеблясь, перемахнул парапет и безупречной ласточкой вошел в воду…

* * *

– Ну как вы, товарищ мичман?

– Как-как… Каком кверху, не видишь, что ли?

– Не нашли?

– Какое там! Похоже, течением успело оттащить. Без водолазов не обойдешься, тем более что вода – мутная, как самогон… А где девушка?

– Вон, на газоне лежит. Ей плохо стало. Вроде сознание потеряла.

– «Скорую» вызвал?

– Не-а. Тут какие-то молодые к ней прибежали, парень с девкой. Вроде знакомые ее. Странные такие, у парня так вообще голова пробита… Точно вам говорю, товарищ мичман: по-пьяни это все. И утопленник, и друзья его. Особенно бешеная. Которая будку своротить хотела.

– Да, Ерёмин, – сплюнул мичман, – военно-морской офицер-то из тебя, может, и выйдет. Вот только… Не хотел бы я с тобой тогда в одном экипаже служить!

– Почему? Я не мог покинуть пост. Я – согласно устава…

– Знаешь, Ерёма, уставы, они, в принципе, на нормальных людей рассчитаны. Вот только понятие «нормы» у каждого человека – разное. В этом вопросе даже светилы психиатрии до сих пор договориться не могут. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю, товарищ мичман. А это у вас в руках та самая фигня?

– Ни черта ты не понимаешь. А «фигня» – да, та самая.

– И чего там в папке?

– Книга какая-то старинная. Правда, не сшитая, отдельными листочками.

– А… Понятно. – Ерёмин был откровенно разочарован. – Поди, испортилась?

– Не сильно, она в полиэтиленовом пакете была… Значит, так, Ерёмин, имей в виду, я буду ходатайствовать перед твоим руководством, чтобы тебе: два… нет, три… Пять нарядов вне очереди! И к понедельнику – полный конспект брошюры «Спасение на водах». На зачет напрошусь самолично! Уяснил?!..

«Ну вот: пришла беда, откуда не ждали! – раздосадованно подумал нахимовец. – И всё из-за этих гадов!» Ерёмин тяжело вздохнул и мысленно погрозил кулаком: «У-у, пьянчуги проклятые! Пять нарядов! А главное – за что? Ведь всеми уставами предписано… Прав, мичман, вот именно что НОРМАЛЬНЫМ людям предписано. А не таким „моральным уродам“, как эти трое. В придачу с утопленником».

Тем временем мичман подошел к сидевшему на корточках, нервно курящему парню, которого Ерёмин идентифицировал, как знакомого утонувшего. Кстати сказать, голова у парня действительно была разбита. И весьма неслабо.

– Вот, возьми, это его. – Он протянул Козыреву мокрую папку. – Я… Я пытался, но я не смог… Простите нас. Меня и этого малолетнего дебила. Вам просто не повезло, что сегодня вахту нёс именно он. Все остальные – прыгнули бы. Этот – никогда. Это у него наследственное. От папы.

– Я понимаю. Спасибо.

– Слушай, будь человеком, дай сигарету…

Они молча, каждый о своем курили, а снующий по набережной народ брезгливо обходил стороной эту странную парочку: мокрого, в одном исподнем здоровенного мужика и сидящего рядом с ним плачущего парня, голова которого была наспех обмотана насквозь промокшим от крови полотенцем с фирменным вензелем ресторана «Волна».

– Чё, мужики, нормально погуляли? – поинтересовались из окошка притормозившей рядом машины ОВО Василеостровского РУВД.

– Погуляли – зашибись, – тихо кивнул Козырев.

Эпилог

На положенные девять Лямкиных, а, точнее будет сказать, «без лямкиных» дней Козырев вместе со всеми не поехал. Ольховская, Ладонин, даже Катя-Катюша в этом решении его не поняли и не поддержали. Дескать, не по-людски это, не по-христиански. Но Паша лишь отмахнулся: «Значит, считайте, что я – нелюдь и нехристь». А сам подорвался на Южное кладбище на следующий, на десятый по счету день своей новой жизни. Этот немного странный отсчет вовсе не означал, что его жизнь отныне кардинальным образом изменилась. Скорее наоборот – это он сам, лично, изменил свое к ней, к жизни, отношение.

Когда два года назад здесь, на этом не шибко престижном по причине близости к мусорной свалке песочном участке они хоронили Антоху Гурьева, никто и представить не мог, что пройдет совсем немного времени и рядом лягут бригадир Нестеров и «грузчик» Лямка. Здесь и одному-то лежать тесно. А теперь вот ничего, втроем поместились. А если убрать покосившуюся скамеечку и покусанный ржавчиной стол, вполне можно выторговать еще одно спальное место. И получится как в любимой песне бригадира: «…И в том строю есть промежуток малый. Быть может, это место для меня».